— Ну, Шахмата! Кравченко! Погоняло же у него! Он в шахматы с детства рубится… Чемпион там даже какой-то.
Вот как… Я отпустил его и в задумчивости побрел к учительской. Что-то в этом сообщении меня насторожило. И, кроме того, похоже, мне придется потратить на исследование вопроса с татуировкой гораздо больше времени, чем представлялось раньше.
Позже, поприветствовав коллег, я спустился в холл первого этажа. Почему-то вспомнилось, как маленьким каждый день входил в эти двери с таким огромным портфелем, что он перетягивал назад и самого меня — в детстве худенького и болезненного. Наверное, если бы не детские проблемы со спиной, никогда не начал бы заниматься плаваньем. Эх, сто лет не плавал! Наверное, сейчас пойду ко дну уже после стометровки… Я выглянул во двор, отодвинув кружевную гардину кремового цвета, которая создавала странную иллюзию снега за окном. На парапете, всего в нескольких шагах от дверей, сидел ссутулившийся Витя Сдобников.
Ага! Вот кто может пролить хоть какой-то свет на тайну Лехиной татухи! Возможно, Витя знал о ней немного больше, чем Гуць? Я сбегал в кабинет, чтоб одеться, и уже через минуту был во дворе рядом с ним. Сдобников угрюмо клацал что-то в телефоне, поначалу не обратив на меня никакого внимания.
— Привет, Вить.
— Здрасте. Вы, наверное, собрались спрашивать о Литвиненко?
Я неуверенно втянул голову в плечи. Хм… неужели я и вправду слишком сильно увлекся этим странным расследованием?
— Ну, и об этом тоже. Откуда знаешь?
— Гуць пробегал, — Сдобников поднял на меня мрачный ледяной взгляд. — А вам не надоело, Кирилл Петрович? Типа всем приятно об этом вспоминать! Сколько можно уже!
Конечно, он был прав. И, возможно, мне не стоило лезть в это дело. Но, черт возьми, ведь уже влез!
— Понимаешь, я мог бы это оставить. Мне самому очень жаль, что приходится напоминать вам, учителям, себе… Но как подумаю, что… — я запнулся, собираясь продолжить фразу словами «…убийца ходит среди нас», но, чтобы не афишировать свои домыслы, не решился произнести это вслух. — Как подумаю, что мы, в сущности, так ничего о его смерти и не узнали… В общем, ты мне поможешь?
Витя вскинул голову, оценивающе рассматривая меня сосредоточенным взглядом. Немного поморщившись, видимо, понимая, что помощь в таком случае — дело не из приятных, он все же кивнул.
— И чем же это я могу вам помочь?
— Ты когда-нибудь слышал от Литвиненко что-нибудь о субкультурах, религии, сектах?
Он неожиданно засмеялся.
— Ну вы мочите, Кирилл Петрович… Какие секты?!
— Значит, нет? — Я разочаровано вздохнул. — Просто интересно, что на его могиле делала та странная девочка…
Лицо Сдобникова внезапно вытянулось и посерело.
— Какая девочка?
— Да такая… лет пятнадцать-шестнадцать… Плохо лицо ее помню. За что-то просила прощения и плакала.