Хартманн вспылил:
— Она интриговала у меня за спиной! Она была в сговоре с Бремером! И потом с Бигумом. Учись думать по-новому. Мы сможем скинуть Бремера с его насеста и без этих сладкоречивых сукиных сынов из Центральной партии.
— Нет, не сможем! Нам не хватит наших голосов, Троэльс.
Хартманн яростно замотал головой, пока Риэ молча улыбалась.
— Сколько лет мы уже играем в эти игры, Мортен? Двадцать? И все время по одним и тем же правилам, которые установили они. Отныне я играю по своим правилам. Созовите на вечер встречу с лидерами меньшинств. Скажите им: у меня есть к ним серьезное предложение.
— Половина из них терпеть тебя не может, — сказал Вебер.
— Не более, чем друг друга, — парировал Хартманн.
— Они вместе с Бремером!
— Только до тех пор, пока не увидят, что мы побеждаем. Они вместе с тем, кто впереди.
Он оглядел штаб своей предвыборной кампании. Повсюду стояли плакаты с его портретом: скромная улыбка, искренние голубые глаза. Новая метла, выметающая старый мусор.
Хартманн указал на ближайший плакат:
— А впереди — я.
— Он заправил машину в ночь, когда исчезла Нанна, то есть десять дней назад, — говорил Майер.
Они были в кабинете, просматривая записи камер наблюдения с заправки. Черно-белая картинка, разбитая на четыре части, в углу каждого размытого изображения — дата и время.
— Запись ведется двадцать четыре часа в сутки. Шансы найти кадры, сохранившиеся с той даты, близки к нулю.
Лунд сидела вплотную к экрану, не отрывая глаз от цифр и похожих на тени фигур между заправочных колонок.
— А еще, — добавил Майер, — эта публика любит перезаписывать кассеты по много раз, так что…
— Тут нет, — сказала она, вынимая кассету.
— Осталась всего одна.
— Так всегда и бывает — то, что ищешь, лежит в самом низу.