Он тяжело вздохнул:
— Почти никогда так не бывает, Лунд.
— Смотрите на экран. Может, увидите то, что не увижу я. Пожалуйста.
Он взял в одну руку банан, в другую сигарету, закурил. Замелькали кадры. Дата в углу экрана — седьмое ноября.
Майер чертыхнулся:
— Это с прошлой пятницы. Я же говорил, новая запись идет поверх старой. Потому и пленка вся в царапинах.
Она отпила давно остывший кофе. Все уже разошлись по домам, только уборщица подметала коридор.
— Но ведь это не значит, что вся остальная запись только с седьмого числа? — предположила она. — Когда мы записывали видео дома…
Когда? Когда родился Марк, когда она была замужем. Записи на их кассетах шли как попало — перемешаны месяцы, годы. Трудно было следить за хронологией, когда используешь одни и те же кассеты снова и снова.
— Промотаем вперед, — попросила она Майера, который нажимал на кнопки.
Черные и белые машины, мутные тени, суетящиеся вокруг них.
— Стоп! — воскликнул Майер.
Он хлопнул в ладоши и издал радостный клич. Она даже оглянулась на него удивленно — большие уши, большие глаза. Большой ребенок.
Майер насупился:
— Я просто хотел подбодрить вас.
— Это тридцать первое октября, — сказала Лунд.
— Знаю. И я о том же.
Время записи — около восьми вечера. Он отмотал назад, оказалось, что слишком далеко, стал перематывать вперед осторожнее, с остановками. Они добрались до семнадцати минут восьмого. Четыре прямоугольника, только одна машина — белый «жук».
— Черт, — опять ругнулся Майер.
— Может, часы не точные. Вряд ли они выставляют время минута в минуту.