Я разгладил обрывки бумаги, в которую была завернута картина. Так-так, художественный салон «Барклай» в Уэльсе. Никаких марок — значит, картину доставили с нарочным, вероятно, уже после того, когда я видел Нортона живым в последний раз, поскольку, в противном случае, обязательно обратил бы внимание на эти обрывки в корзине для бумаг.
Итак, Нортон получил посылку, распаковал ее, затем разорвал на мелкие части и выбросил в корзину.
Я внимательно исследовал сложенную из обрывков картину. Йорктаун, октябрь 1781 года, войско, марширующее вперед, чтобы сдаться под звуки марша, который называется…
Я посмотрел на Нортона. Он был богатым человеком, которому могла прийти в голову мысль пошутить с кранами и показаться при этом верхом остроумия. Может быть…
Я исследовал его бумажник. В общем, ничего любопытного, если не считать маленькой визитной карточки:
Артур Франклин,
«Дженерал контрактор»,
2714, Вирджиния-стрит,
Телефон 7–8136.
Пальто Нортона лежало на спинке кушетки. Покопавшись в его кармане, я извлек носовой платок, испачканный чем-то коричневым. Кровь?
Положив его к себе в карман, я снова пошел по квартире, теперь — стирая отпечатки пальцев с каждого предмета, к которому прикасался.
Уходя, я оставил дверь в холл слегка приоткрытой: мне хотелось, чтобы Нортона обнаружили как можно скорее.
Я отнес платок в лабораторию «Литтон и Брендт» и через несколько минут получил заключение.
— Это краска, — сказал мне сотрудник лаборатории. — Коричневая. Точнее, золотисто-коричневая. Слабой насыщенности, слабой яркости. Обычно ее используют для покраски недорогих предметов домашнего интерьера. Вообще можно использовать для многого.
Артур Франклин оказался крупным человеком с толстой сигарой в зубах. — Чем могу помочь? — поинтересовался он.
Я представился.
— Насколько мне известно, недавно вы произвели кое-какие работы в квартире мистера Нортона.
— Было дело.
— Какие?
Он на минуту задумался.