Корабль-призрак

И Пэтч изложил эту историю блестяще. Он говорил короткими, но содержательными предложениями, а зал слушал его, затаив дыхание. Перед нашими глазами проплывал ржавый и истрепанный штормами корпус «Мэри Дир», и волны с оглушительным, похожим на пушечные выстрелы, грохотом разбивались о ее зарывающийся под воду нос. Я наблюдал за лицом Пэтча, а он говорил, как будто оставшись один на один с судьей. И вдруг меня охватило странное ощущение того, что он все время ходит кругами вокруг чего-то очень важного. Я поднял глаза на председателя, который сидел, слегка подавшись вперед и опираясь подбородком на ладонь правой руки. Но прочесть что-либо на этом замкнутом судейском лице с поджатыми губами и прищуренными глазами было невозможно.

Факты, которые излагал Пэтч, были достаточно недвусмысленными: барометр стремительно падал, волны становились все выше, ветер крепчал, судно качало. Горы воды то поднимали судно на пенящийся гребень, то роняли его в глубокие долины, образовавшиеся между волнами, фальшборт периодически уходил под воду. Он стоял на мостике с самого заката. Райс был с ним. Они были там вдвоем, не считая рулевого и вахтенного. Это произошло около двадцати двух тридцати. Раздался негромкий взрыв, судно задрожало. Это можно было бы принять за удар очередной волны, разбившейся о нос, если бы не полное отсутствие белой пены именно в этот момент. Да и корабль не качнуло, как обычно бывает при встрече с волной. Судно медленно поднималось из впадины наверх. Удар волны они ощутили позже, а вместе с ним и мгновенное замирание корабля. Одновременно раздался грохот рассыпающейся водной массы, а всю носовую часть судна заволокло белой пеной.

Несколько мгновений никто не произносил ни слова. А затем сквозь рев бури прорезался голос Райса, прокричавшего:

— Мы на что-то налетели, сэр?

И тогда он отправил Райса обследовать трюмы. Вскоре поступило сообщение — течь в обоих передних трюмах, особенно в трюме номер один. Пэтч тут же приказал запустить помпы в первом и втором трюмах. Стоя на мостике, он наблюдал за тем, как нос судна все тяжелеет, и вот уже зеленая вода заливает всю переднюю часть корабля. И тут на мостик явился Деллимар. Он был бледен и казался испуганным. С ним был Хиггинс. Они твердили, что надо спасаться. Похоже, они считали, что судно тонет. Тут вернулся Райс и доложил, что среди экипажа паника.

Тогда Пэтч оставил мостик на Хиггинса и вместе с Райсом поднялся на верхнюю палубу. Четыре человека в спасательных жилетах готовили к спуску на воду шлюпку номер три. Они были перепуганы, и ему пришлось ударить одного из них, прежде чем они оставили шлюпку в покое и вернулись к своим обязанностям. Ему удалось собрать около десятка человек, он поручил им под руководством третьего механика укрепить переборку между вторым трюмом и машинным отделением. Он следил за выполнением авральных работ, когда рулевой сообщил, что на мостике полно дыма.

Пэтч и около полудюжины матросов бросились на мостик, где застали только рулевого, сгибающегося пополам от кашля. По его лицу струились слезы, но он не выпускал из рук штурвал, держа курс, несмотря на то что рубка была заполнена едким дымом.

Пожар начался в радиорубке, расположенной чуть выше и позади мостика. Нет, он понятия не имеет, что привело к возгоранию. Радист убежал вниз за спасательным жилетом. Он задержался внизу, чтобы облегчиться и выпить кружку какао. Хиггинс ушел на корму, чтобы проверить рулевое управление, которое, по его мнению, ослабло. Нет, он не знает, где в это время находился Деллимар. Он сожалеет, что рулевого не оказалось среди тех, кто спасся.

Чтобы сбить огонь, они использовали пенные огнетушители. Но жар был таким сильным, что им не удалось войти в рубку. Что в конце концов положило конец пожару, так это частичное обрушение крыши рубки, в результате чего пламя залило морской водой.

Ветер тем временем усилился, шторм достиг двенадцати баллов. Пэтч положил корабль в дрейф, развернув его носом по ветру. Двигатели работали на самых малых оборотах, практически удерживая судно на месте. Он молился о том, чтобы волны, белыми каскадами громоздящиеся на носу, не смыли люк переднего трюма. Они провели в дрейфе четырнадцать часов. Каждую секунду их жизням угрожала опасность, помпы едва справлялись с поступающей в трюмы водой. Пэтч и Райс постоянно перемещались по судну, контролируя состояние переборки, которая протекала в нижней части, там, где из первого трюма на нее напирала водная масса. Особое внимание уделяли тому, чтобы экипаж не паниковал и чтобы все находились на своих местах и помогали судну бороться с бушующим морем.

Около шести утра, после двадцати двух часов, проведенных на ногах, без сна и отдыха, капитан Пэтч вошел к себе в каюту. К этому времени ветер начал стихать, а барометр понемногу подниматься. Он, не раздеваясь, упал на койку, а два часа спустя его разбудил Сэмюэл Кинг, стюард с Ямайки. Он-то и сообщил ему о том, что мистера Деллимара нигде не могут найти.

Они тут же обыскали весь корабль, но все тщетно. Судовладелец испарился.

— Мне оставалось лишь предположить, что его смыло за борт, — произнес Пэтч и замолчал, ожидая вопросов Холланда.

Холланд поинтересовался у него, было ли проведено на корабле хотя бы некое подобие расследования.

— Да, я заставил всех членов экипажа дать показания в присутствии меня, мистера Хиггинса и мистера Райса. Насколько нам удалось установить, последним, кто видел мистера Деллимара живым, был стюард. Он видел, как мистер Деллимар вышел из своей каюты и поднялся на верхнюю палубу, направляясь на корму. Это было около четырех тридцати.

— И после этого его уже никто не видел?

— Насколько нам удалось установить — нет, — немного помявшись, ответил Пэтч.

— Верхняя палуба — это палуба, где находятся шлюпки?

— Да.

— Было ли опасно подниматься на эту палубу?