Саша вздохнул и встал на колени. Каждой мышцей, любым сосудиком и косточкой он ощущал невероятную усталость. А еще у него снова болела голова.
«Неоперабельная опухоль, дружище!»
Вот засада! От одного слова «неоперабельная» его бросало в дрожь.
«Словно ты пьешь сок, а тебе в рот вдруг с хлюпаньем падает полудохлый таракан, который все еще шевелит лапками, да?»
«Да. Но я должен идти. Там моя любимая. Судя по завываниям второго сказочника, они начали грызть глотки друг другу. Мы с Таней их уже не интересуем. Так что все в порядке».
Саша пополз к жене.
Шон в священном ужасе глядел на круглые глаза Мурзилки, в которых тлело торжествующее возмездие. От умирающего сказочника исходили запахи пота, табака и крови.
— Мурзилка, друг, отпусти, — прогундосил Шон и вскрикнул, когда зубы Карлсона сомкнулись еще плотнее.
По шее Малыша потекла горячая кровь, он завизжал. Из глаз хлынули слезы.
— Больно, — ныл Шон. — Больно, больно!.. — Левой рукой он нащупал мачете, скосил глаза и гнусаво пообещал: — Я отвезу тебя к врачу.
Мурзилка молчал.
— Ты слышишь меня? Открой рот, братишка! — Шон ткнул ножом в живот приятеля.
Зубы не разжались.
Сказочник хныкал, беспорядочно кромсал клинком тело напарника, теперь уже по-настоящему мертвого. Глаза Мурзилки остекленели. Его истерзанное тело вяло колыхалось от каждого нового удара, напоминало медузу, тающую на берегу, которую детвора закидывает камнями.
— Пожалуйста, — скулил Шон. — Не надо!..
Из носа Малыша потекли сопли, смешиваясь со слезами.
Он поднял перед собой мачете и попытался просунуть лезвие между зубами Мурзилки, но оно все время соскальзывало.
К тому же он несколько раз поранил самого себя и теперь уже не ныл, а ревел во весь голос:
— Я ненавижу тебя! Господи! Ты гадкий, противный!.. — Шон проклинал себя на все лады за то, что решил подурачиться напоследок со жвачкой. — Я отрублю тебе голову, говнюк, — хлюпая сопливым носом, пригрозил он.
Мурзилка равнодушно смотрел на него безжизненными глазами.