– Сделаю все, что в моих силах, шеф.
Губернатор отвел глаза и после небольшой паузы сказал:
– Часы тикают, Мартинес. Принимайся за работу.
– Один вопрос?
– Валяй.
Мартинес задумался, пытаясь подобрать слова.
– Если мы найдем это место…
– Да?
– Что тогда? – пожал плечами Мартинес.
Губернатор не ответил. Он просто смотрел в пустое небо, и на лице его читалось то же жуткое отчаяние, которое таили в себе опустошенные чумой поля.
Костяшки домино начали падать после обеда, когда, казалось бы, случайная последовательность событий запустила реакцию, по силе сравнимую с ядерным взрывом.
В 14.53 по стандартному восточному времени один из лучших бойцов Губернатора, долговязый дальнобойщик из Огасты по имени Гарольд Абернати, неожиданно посетил госпиталь. Он попросил доктора подготовить его к вечерней битве. Ему хотелось, чтобы бинты сняли и он бы вышел во всей красе на суд зрителей. Захватчик по имени Рик наблюдал за тем, как доктор неохотно принялся за работу, разматывая повязки Абернати и снимая бесчисленные пластыри, которыми были покрыты его раны и ссадины, полученные в предыдущих боях. Вдруг в палату ворвался четвертый мужчина, который баритоном прорычал: «Где этот урод? ГДЕ ОН?!» Юджин Куни – беззубый коренастый мужик с бритой головой – направился прямиком к Гарольду, ругаясь и крича что-то о том, что Гарольд слишком размахался кулаками на арене и по его вине Юджин потерял свой драгоценный передний зуб. Гарольд попытался извиниться за то, что «чуток переборщил» перед зрителями, но обезумевший лысый здоровяк буркнул, что «извинениями тут не отделаться», и, не дав никому возможности вмешаться, выхватил огромный складной нож и приставил его к горлу Гарольда. В последовавшем хаосе лезвие скользнуло по шее Гарольда Абернати и перерезало его сонную артерию, жуткий фонтан крови хлынул на стены и плиточный пол. Не успел Стивенс среагировать или попытаться остановить кровь, как Юджин Куни уже развернулся на каблуках и покинул палату с довольным выражением мясника, только что зарезавшего свинью. «Урод», – процедил он и вышел в коридор.
Новости о нападении – и последовавшей смерти Гарольда от обширной потери крови – за час облетели весь город. Слух передавался от одного стражника к другому, пока ровно в 15.55 по стандартному восточному времени он не достиг ушей Губернатора. Тот узнал об этом, стоя возле задней двери и пронизывая взглядом Брюса, который спокойно излагал суть дела. Губернатор мужественно выслушал отчет, обдумал его и в итоге велел Брюсу не придавать этому особенного значения и не беспокоить горожан. Вместо этого нужно было пустить слух, что Гарольд Абернати скончался из-за внутренних повреждений, полученных в боях, потому что Гарольд был настоящим воином и сражался до последней капли крови и вообще погиб чуть ли не героем, а еще потому, что в этих боях все было по-настоящему и людям стоило запомнить это. Брюс поинтересовался, кто заменит Гарольда в вечернем поединке, который должен был начаться менее чем через час. Губернатор ответил, что у него есть идея на этот счет.
В 16.11 Губернатор вышел из квартиры в сопровождении Брюса и отправился на гоночный трек, который уже начал заполняться ранними пташками, жадными до зрелищ. К 16.23 мужчины спустились на два пролета по лестнице и прошли несколько тысяч футов по узкому шлакоблочному коридору до последней камеры слева на нижнем уровне. По пути Губернатор объяснил свою идею и сказал Брюсу, что необходимо для ее осуществления. Наконец они добрались до камеры. Брюс отомкнул замок, и Губернатор кивнул. В тишине скрипнули старые петли, после чего Брюс распахнул дверь.
В темной и грязной камере, цементные стены которой поросли плесенью, стройная темнокожая женщина, привязанная веревками в дальнем углу, подняла голову и напрягла при этом все свои оставшиеся силы. Дреды падали на ее избитое лицо. Горячая, как огонь, ненависть пылала в миндалевидных глазах, взгляд которых, подобно лазеру, прожигал все на своем пути. Губернатор подошел ближе. Дверь позади него хлопнула. Никто не двинулся. Обрушилась тишина.
Губернатор сделал еще шаг, остановился в двенадцати дюймах от женщины и начал говорить, как вдруг она набросилась на него. Несмотря на слабость, она едва не укусила его – так, что Губернатор, дернувшись, отступил. Тишину прорезал тихий скрип ее зубов и треск натянувшихся веревок.
– Ну, укусишь ты меня, а дальше что? – спросил Губернатор.
Из ее горла не вырвалось ни звука, только шипение. Зубы обнажились в гримасе чистой, неприкрытой ярости.
– Думаешь, сможешь отсюда выбраться? – сказал он, наклонившись так, что между их лицами осталась лишь пара сантиметров. Губернатор купался в ее ярости. Он чувствовал ее запах – тяжелый аромат пота, гвоздики и крови – и наслаждался им. – Просто перестань сопротивляться. Тогда все будет гораздо проще. Кроме того, в прошлый раз ты чуть не сломала запястья. Мы ведь этого не хотим, так?
Она устремила на него свой змеиный взгляд. Жажда крови в ее глазах казалась неукротимой.