Ночное кино

– Вы не замечали, ей трудно было разговаривать? Как будто во рту арахисовое масло или песок.

– Мы не знаем.

– А подозрительная тяжесть?

– Какая тяжесть?

Клео пожала плечами:

– Я слышала, иногда люди, на которых подолгу лежит сильное проклятие, встают на обычные весы, а те показывают триста, а то и четыреста фунтов, хотя на вид человек очень исхудалый.

– Этого мы тоже не знаем, – сказал я, хотя внезапно всплыло грозное воспоминание о единственной моей встрече с Александрой – эта странная походка, точно в трансе, гулкая тяжелая поступь в шелесте дождя у водохранилища.

Клео посетила новая идея – она опять взяла «блэкберри» и полистала фотографии.

– Я одного не вижу – возвращения. Когда речь идет о черной магии, проклятие нужно снять, а потом возвратить, чтобы оно бумерангом вернулось к тому, кто проклял. – Она подняла глаза на нас. – Заклинания – это просто энергия. Как направленный поток заряженных частиц. Их же надо куда-то девать. Энергия не создается и не разрушается – она передается. А свидетельств передачи я не вижу, и это меня беспокоит. – Она в задумчивости склонила голову набок, повертела в пальцах тигриный клык. – Не заметили в комнате возвратных свечей?

– Что такое возвратные свечи? – спросила Нора.

– Снизу белый воск, сверху черный.

Нора покачала головой.

– А картонной коробки с разными предметами?

– Нет.

– Зеркального возврата не было, – прошептала Клео себе под нос.

– Какого возврата? – спросил я.

Она посмотрела мне в глаза:

– Зеркального. Берешь черную свечу, процарапываешь на ней имя недруга, закапываешь на кладбище с осколками битого зеркала. Вся негативная энергия или зло, направленные на тебя, вернется оператору. – Она откашлялась, воздела чернильно-черную бровь. – Вернемся в ее комнату. На полу был порошок или отметки мелом?

– Там темно было, – сказала Нора. – Но нет. Мы бы заметили.

– Только пол липкий, – прибавил я.