– Вы не замечали, ей трудно было разговаривать? Как будто во рту арахисовое масло или песок.
– Мы не знаем.
– А подозрительная тяжесть?
– Какая тяжесть?
Клео пожала плечами:
– Я слышала, иногда люди, на которых подолгу лежит сильное проклятие, встают на обычные весы, а те показывают триста, а то и четыреста фунтов, хотя на вид человек очень исхудалый.
– Этого мы тоже не знаем, – сказал я, хотя внезапно всплыло грозное воспоминание о единственной моей встрече с Александрой – эта странная походка, точно в трансе, гулкая тяжелая поступь в шелесте дождя у водохранилища.
Клео посетила новая идея – она опять взяла «блэкберри» и полистала фотографии.
– Я одного не вижу – возвращения. Когда речь идет о черной магии, проклятие нужно снять, а потом возвратить, чтобы оно бумерангом вернулось к тому, кто проклял. – Она подняла глаза на нас. – Заклинания – это просто энергия. Как направленный поток заряженных частиц. Их же надо куда-то девать. Энергия не создается и не разрушается – она передается. А свидетельств передачи я не вижу, и это меня беспокоит. – Она в задумчивости склонила голову набок, повертела в пальцах тигриный клык. – Не заметили в комнате возвратных свечей?
– Что такое возвратные свечи? – спросила Нора.
– Снизу белый воск, сверху черный.
Нора покачала головой.
– А картонной коробки с разными предметами?
– Нет.
– Зеркального возврата не было, – прошептала Клео себе под нос.
– Какого возврата? – спросил я.
Она посмотрела мне в глаза:
– Зеркального. Берешь черную свечу, процарапываешь на ней имя недруга, закапываешь на кладбище с осколками битого зеркала. Вся негативная энергия или зло, направленные на тебя, вернется оператору. – Она откашлялась, воздела чернильно-черную бровь. – Вернемся в ее комнату. На полу был порошок или отметки мелом?
– Там темно было, – сказала Нора. – Но нет. Мы бы заметили.
– Только пол липкий, – прибавил я.