Гос-споди боже.
– Поделиться? – спросил он, возведя глаза к красному зонтику, который окрашивал его физиономию в розовый. – У меня, по-моему, есть запасной. – Облизнувшись, он расстегнул рюкзак и порылся внутри.
Я отмахнулся и быстро зашагал прочь; хлобыстнула молния, оглушительно зарокотал гром. На велосипедной дорожке у северной стороны пирса гомонила небольшая толпа. Я кинулся туда, протолкался между зеваками. В центре Хоппер с другим мужиком поднимали с земли пожилую афроамериканку.
Баюкая больную руку, бедняга рыдала. В тоненьком розовом халате она вымокла как мышь.
– Что случилось? – спросил я какую-то женщину в толпе.
– Ограбили. Этот урод даже трость у нее отнял.
Услышав это, я кинулся пробиваться сквозь толчею и со всех ног помчался назад.
Старик исчез.
Я в ярости уставился на скамейку.
Там валялись красный зонтик, рюкзак, ортопедическая трость, куртка и обертка от сэндвича. Хитрая сволочь, небось, выудил ее из урны – типа эдак неторопливо обедает.
Ровно там, где он сидел, валялась белая бумажка.
Я ее подобрал и перевернул. Оказалось, моя визитка.
Реквизит я вернул пострадавшей.
Все принадлежало ей: и синий рюкзак «ДженСпорт», и красный зонтик, и трость, и пальто. Все деньги на месте. Напали со спины, отняли вещи, толкнули на землю.
– Да ну какой еще старик! – перекрикивая ливень, заорал Хоппер, когда мы трусцой перебегали Гринич-стрит, возвращаясь на Перри.
– Я тебе говорю. Старик.
– Тогда он, небось, овсянку вовсю трескает. Крутящий момент у него, как у «судзуки». Что он спер?
– Сейчас узнаем.
Мы прибавили шагу. Все произошло так быстро – невозможно успокоиться и подумать. Зря я так опрометчиво бросил Нору одну. Не сообразил, что у взломщика мог быть подельник.
Мы вбежали в дом. В коридоре Норы не было.