– Вовсе нет. Это крайне важно.
– Мы можем получить доступ к ее медицинской карте, если она – подозреваемый или жертва преступления. В настоящее время она совершеннолетняя, которую даже не объявили пропавшей без вести. И в данный момент мы находимся здесь, потому что вы заявили, что вам нужно прийти сюда.
– Ладно, ладно, – сказала Фрида, пытаясь отогнать навязчивые мысли. – Значит, Мишель Дойс нашла тело Роберта Пула в переулке возле своего дома. Она притащила его к себе, раздела, выстирала и аккуратно сложила его одежду, заодно уничтожив все волоски или волокна, которые там, возможно, находились.
– Правильно.
– Она пыталась помочь, – продолжала Фрида. – Она воспринимала Роберта Пула как человека, попавшего в беду, и попыталась стать для него добрым самаритянином, но параллельно кое-что уничтожила.
– Точно. Она не смогла бы лучше избавиться от улик, если бы делала это преднамеренно.
Фрида огляделась, пытаясь мысленно охватить все, что ее окружало. От огромного объема информации у нее разболелась голова.
– Я и правда словно оказалась у нее в мозгу, – призналась она. – Когда большинство из нас выходит на улицу, мы приносим с собой сувениры на память или, возможно, делаем фотографии. Но она просто приносила с собой предметы.
– Она была настоящей сорокой, – заметил Карлссон.
– Да, – нахмурилась Фрида. – Да, так и есть.
– В вашем исполнении это звучит интригующе. Но ведь так называют всех, кто собирает разные пустяки.
Фрида посмотрела в окно. Стало пасмурно.
– Здесь есть свет?
Карлссон пошел к двери, чтобы включить верхний свет, а потом ногой включил еще и старый торшер в углу. Фрида шагнула вперед и присмотрелась к торшеру внимательнее. С рамы, державшей абажур, на тонких нитках свешивались какие-то мелкие предметы, похожие на бусинки и кусочки стекла. Фрида, прищурившись, осмотрела их один за другим.
– Сороки не собирают все подряд, – задумчиво уточнила она. – Они собирают только то, что блестит.
– Я в них не очень-то разбираюсь, – признался Карлссон. – Когда они мне попадаются, то, в основном, клюют мертвых голубей.
Фрида достала из кармана новую пару хирургических перчаток и надела их.
– Вы все еще покупаете их за свой счет? – спросил Карлссон. – Мы можем приобретать их специально для вас.
– Помните, что сказала Иветта о Мишель Дойс? Что она – самая грустная женщина, которую она когда-либо встречала? Эта комната в точности такая же. Все эти мертвые кусочки птиц, газеты, сигаретные окурки, выкуренные другими людьми… В них сосредоточена грусть, о которой я даже думать не хочу. Но эти блестящие штучки – совсем другое дело. Они симпатичные.
– Если вам в принципе такое нравится.