Четыре сезона

На следующий день, в понедельник, Тодд встал в шесть часов. Когда отец, еще в шлепанцах и халате с монограммой, спустился вниз, он безучастно ковырял вилкой омлет, который сделал себе на завтрак.

– Привет! – поздоровался отец, доставая из холодильника апельсиновый сок.

Тодд буркнул в ответ, не отрывая глаз от детектива Эда Макбейна о буднях 87-го полицейского участка. Ему повезло устроиться на работу на лето в фирме ландшафтного дизайна в городке Сосалито. Добираться туда каждый день было довольно долго, даже если бы родители и предложили ему временно пользоваться одной из своих машин (а они не предложили). Но у отца примерно в тех местах строился объект, и он утром подбрасывал Тодда до автобусной остановки, а вечером там же подбирал и привозил домой. Парнишке не очень нравилось возвращаться с отцом вечерами, а уж поездки с ним по утрам просто бесили. По утрам он чувствовал, что особенно уязвим, грань между тем, кем он казался окружающим, и кем был на самом деле, становилась особенно тонкой. После ночных кошмаров Тодд буквально не находил себе места, но даже если ночь проходила спокойно, по утрам ему все равно было плохо. Как-то в машине он с ужасом поймал себя на мысли, что едва не потянулся через отцовский портфель к рулю и не вывернул его, чтобы врезаться в поток автомобилей, мчавшихся по скоростным полосам шоссе.

– Для тебя сделать яичницу?

– Нет, пап, спасибо. – Дик Боуден всегда ел яичницу. Как ее вообще можно есть? Две минуты на сковородке, затем аккуратно перевернуть. А потом получалось нечто похожее на затянутый катарактой глаз, из которого, если проткнуть вилкой, вытекала желтая жидкость.

Тодд отодвинул тарелку с омлетом, к которому едва притронулся.

Отец, закончив жарить, выключил газ и подошел к столу.

– С утра нет аппетита, малыш?

Еще раз меня так назовешь, и я воткну тебе нож прямо в глаз!

– Нет, пап, спасибо.

Отец с любовью посмотрел на сына, у которого на мочке правого уха осталось пятнышко от крема для бритья.

– Наверное, из-за Бетти Траск.

– Возможно, – признался Тодд с вымученной улыбкой, которая сползла с лица, едва отец отправился на улицу забрать газету.

А что бы ты сказал, если б узнал, что она – потаскуха? «Знаешь, пап, а на дочурке твоего дружка Рея Траска пробы ставить негде!» Да она бы сама вылизывала себе промежность, если б только могла дотянуться! Она на этом просто помешана! Самая что ни на есть грязная шлюха! За пару дорожек кокса ее может поиметь любой! А нет кокса, не страшно – она даст просто так! Да она трахнется с псом, если не найдется кого-то другого. Как тебе это? Помогает проснуться?

Усилием воли он отвлекся от этих мыслей, но знал, что это ненадолго.

Отец вернулся с газетой. Тодду бросился в глаза заголовок: «Суд над шпионами подходит к концу».

Дик сел за стол.

– Бетти очень мила, – сказал он, – она напоминает мне твою мать, когда мы только познакомились.

– Правда?

– Такая симпатичная… юная… свежая. – Дик мечтательно прикрыл глаза, но тут же, очнувшись, с тревогой посмотрел на сына. – Я вовсе не хочу сказать, что наша мама сейчас не так красива, но в юности все девушки… как будто сияют изнутри, если можно так выразиться. А потом это сияние исчезает. – Дик пожал плечами и развернул газету. – C"est la vie[23]. Тут уж ничего не поделаешь.