Логово снов

22
18
20
22
24
26
28
30

Генри подумал, уж не шутит ли, чего доброго, Луи, но одного взгляда на его лицо вполне хватило.

– Это же просто цветы.

– Гаспар, ко мне, малыш! – Луи свистнул, и пес бегом примчался к нему.

Луи рухнул на колени и зарылся носом ему в шерсть.

– Хороший мальчик! Хороший!

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – тревожно поинтересовался Генри.

Луи быстро сменил тень на свет.

– Ясен, как белый день! Поцелуй меня разок на удачу, cher. И дважды – на любовь. А трижды – чтобы мы встретились снова.

Генри целовал его, пока не сбился со счета.

А Лин у себя в кровати застонала от боли и усталости. Глаза никак не желали открываться – достаточно долго, чтобы успеть почувствовать, как невыносимо ноют кости. Она сунула руку под подушку и не успела коснуться холодного края Джорджевой медали, как уже провалилась в глубокий сон.

Она стояла в Коламбус-парке. Облака сердито ворочались над головой, предвкушая грозу. Сердце грохотало прямо в ушах, настойчиво, что твой барабан.

Каждый столб, каждое дерево в пределах видимости пестрело одним и тем же объявлением: РАЗЫСКИВАЕТСЯ, РАЗЫСКИВАЕТСЯ…

Джордж Хуань бился во мраке призрачным пульсом. Его бледная кожа вся пошла трещинами, как разбитая и склеенная обратно ваза; багровые пузыри только что не светились на шее. Он поднял истощенную руку: кости проступили под кожей, как на рентгене. Джордж раскинул руки, и картинка заскакала взад и вперед, словно кто-то очень быстро совал карточки в стереоскоп. Вот знакомые дорожки, деревья и павильон в парке, а вот парк уже куда-то провалился, и его место заняли какие-то зловещие домищи, хибары со сгнившими ставнями, грязные улицы, потонувшие в мусоре.

Сон поменялся. Лин была уже в Сити-Холл-парке. Джордж плавал в воздухе над металлической решеткой рядом с питьевым фонтанчиком. Он показал на гряду домов у нее за спиной. Она отвернулась от Джорджа, и он ливнем обрушился сквозь прутья решетки и пропал с глаз. Она ползала по решетке, искала его, а потом та провалилась, и Лин стала падать и падать, все вниз и вниз…

Теперь она очутилась на станции. Вывеска была прежняя: ПНЕВМАТИЧЕСКАЯ ТРАНСПОРТНАЯ КОМПАНИЯ БИЧА – но по стенам уже расползлась черная гниль, тление охватило зал, пожирая красоту сна. Свет дрожал, разбиваясь о бархатистую тьму тоннеля пригоршней петард в китайский Новый год, и в этих кратких вспышках Лин успела разглядеть бледные пятна теней. Глаза… Прожорливые, жадные рты… Острые зубы… Угрожающий, насекомообразный хор становится громче, растет.

Сияние Джорджа стало неверным, словно у рождественской свечки – того и гляди погаснет. Губы задвигались, словно силясь произнести слова – казалось, ему это стоило страшных усилий. C каждой попыткой все больше язв появлялось на теле. Тьма позади него треснула и заклубилась, занялась каким-то уродливым светом; грязная нора вспухла животными воплями, рыками, обрывками слов, поднялась нарастающим валом жутких звуков, закрутилась на конце гребнем чистого уничтожения.

Ноги под Лин затряслись, на все остальное напал паралич. Мгновенная вспышка высветила женщину под вуалью: она шла, а с платья капала кровь. Она шла к ним, наступала со спины, и Лин хотела крикнуть, предупредить Джорджа о том, что таится во тьме, и о женщине, но смогла лишь подавиться сухим ужасом. Джордж Хуань стоял перед ней, а раны на нем множились, ползли по груди, вверх по шее, прожигая кожу местами до кости. Он воевал с болью.

Но прежде чем ползучая, голодная волна накрыла его, Джордж наконец выдохнул слово:

– Лин Чань… про… снись!

Лин открыла глаза у себя в кровати и захлебнулась воздухом. По другую сторону оконного стекла висела зимняя луна, круглая и яркая. Единственный оставшийся звук был ее собственный пульс, глухо грохотавший между висками. Она спасена. C ней все в порядке. Это был просто кошмар.