Потом она протянула конверт обратно Сэму.
– Когда пришло это письмо… пф-ф-ф, я так рассердилась. Я отослала его обратно.
– И вы не знаете, о чем в нем говорилось?
– Анна Розенталь в чужие письма не лазает! Однако у меня есть кое-что. Мириам сама в свое время просила меня его сохранить. Идем-ка со мной.
С верхней полки углового шкафа она сняла шкатулку и поставила ее на стол.
– Как только те люди ушли, твоя мама дала это мне.
Миссис Розенталь открыла коробку и вынула жестянку из-под печенья.
– Думаю, теперь это самое время отдать тебе.
– Слов нет, как я вам благодарен, миссис Розенталь, – сказал Сэм, беря жестянку и изо всех сил стараясь не сорвать крышку прямо тут же, на месте. – Ох ты, а времени-то уже сколько! Миссис Розенталь, мы бы были рады остаться на подольше, но мне нужно доставить мою Котлетку обратно на радио для вечернего шоу.
– Но мы вам непременно пришлем приглашение на свадьбу! – радостно пообещала Эви, пока Сэм неуклонно теснил ее к двери.
– На шаббо приходите! – кричала им вслед миссис Розенталь.
– Будем шаббить вовсю! – отвечала Эви, но Сэм уже практически выволок ее из квартиры.
– А откуда мне было знать, что шаббо – это еврейский шаббат? – возмущалась Эви, пока они с Сэмом садились в почти пустую надземку обратно на Манхэттен. – И что плохого в том, чтобы позвать ее на свадьбу, которой все равно не будет? Эй, Сэм, все в порядке? Ты выглядишь так, будто только что с русских горок слез.
– Эви, я же ничего этого о маме не знал, – пробормотал Сэм, глядя, как Бронкс катится назад мимо окон поезда.
Эви осторожненько потрясла жестянку.
– Надо понимать, там у нее не печеньки.
Она подсела поближе к Сэму, который подцепил и снял крышку. В коробке оказалось всего два предмета: пачка бумаг и фотография женщины в длинном клетчатом платье, держащей за руку маленького мальчика.
– Это мама, – сказал Сэм, не отрывая от милой картинки глаз. – А вот это я.
Эви хихикнула.
– Что смешного?