– Нет, милая, не будут. – И голос, и лицо были полны решимости, чтобы не допустить никакой ложной надежды. – Теперь оно вот так. В принятии есть сила, Лин. Считай, что ноги у тебя забрали – но не то, как ты теперь выберешь с этим жить.
– Я предпочитаю правду, – сказала она Генри уже не так горько.
Отвечать честно Генри не учили – только избегать ответов. Дома, в Новом Орлеане, в нем воспитывали настоящие южные манеры, а это означало никогда не говорить того, что думаешь. Он научился улыбаться, кивать и выдавать что-нибудь вроде «надо же, как интересно!» вместо «бред сивой кобылы!». Быть настоящим южным джентльменом – это ставить вежливость и приятность обхождения превыше всего остального. Честность оказалась странным ощущением, как будто вдруг задействовал давно не работавшую мышцу.
– Я думаю, дружить с тобой будет непросто… но интересно, – наконец сказал он.
– …непросто, но интересно?
– Полагаю, вы со мной влипли, мисс Чань. Так что заранее извиняюсь.
Лин ответила улыбкой – широкой и довольно глупой.
Генри присвистнул.
– Вот эта твоя улыбка – это реально красиво.
Лин замотала головой, уронив волосы на лицо.
– Это глупо.
– Ага. Я именно так и сказал: эта твоя глупая улыбка – это реально красиво.
На сей раз Лин таки захихикала.
– Ого, оно еще и смеется!
– Ну, не такая уж я и зануда!
– Еще какая! Ну, ладно – чуть-чуть. Эй! Ты сама хотела честности – ну, вот на тебе. Понравилось?
– Ты ужасный.
– О, какие любезности пошли! По чести сказать, ты тоже ужасна, дорогая моя, – сообщил Генри, и Лин уже совсем не могла бороться с улыбкой.
– Спасибо, что спас меня сегодня, – сказала она.
– Спасибо, что спасла