Предшественница

– Она могла использовать меня для испытаний. Так сказать, репетировать свою историю, прежде чем рассказать ее кому-то другому.

– Кому? – Но тут я понимаю, кто это мог быть. – Вторым человеком, которому она рассказала эту историю про Эдварда, был Саймон.

– Зачем бы она стала это делать, если по-настоящему хотела быть с Эдвардом?

– Потому что Эдвард ее отверг. – На меня вдруг накатывает удовлетворение – не только потому, что, как мне кажется, я наконец поняла, чем были вызваны причудливые обвинения Эммы в адрес Эдварда, но и потому, что я чувствую, что настигаю ее, что я у нее на хвосте, как бы она ни виляла, как бы ни кидалась из стороны в сторону. – Это единственный ответ, который все объясняет. У Эммы никого, кроме Саймона, не осталось. Поэтому она сказала ему, что это она бросила Эдварда, хотя на самом деле все было наоборот. Я могу воспользоваться вашим туалетом?

Кэрол удивлена, но показывает, где уборная.

– Есть еще одна причина, по которой я пришла, – говорю я, вернувшись. – Самая главная. Я беременна. От Эдварда.

Она смотрит на меня.

– И есть вероятность – предположительно, очень маленькая, – что у ребенка может быть синдром Дауна, – добавляю я. – Я жду результатов исследования.

Кэрол быстро приходит в себя. – Какие чувства вы в связи с этим испытываете, Джейн?

– Я растеряна, – признаюсь я. – С одной стороны, я рада, что у меня снова будет ребенок. С другой – я в ужасе. А с третьей стороны, я не знаю, когда и что сказать Эдварду.

– Что же, давайте сначала разберемся с этим. Беременность вызывает у вас исключительно радость? Или она оживила вашу скорбь по Изабель?

– И то, и другое. Мне кажется, что родить другого ребенка – это так… окончательно. Словно я каким-то образом бросаю ее.

– Вы обеспокоены тем, что новый ребенок заместит ее в ваших мыслях, – мягко говорит она. – А поскольку ваши мысли – это единственное место, где Изабель сейчас живет, вам кажется, что вы ее убиваете.

Я смотрю на нее.

– Да. Все именно так. – Я осознаю, что Кэрол Йонсон – очень хороший психотерапевт.

– В ту нашу встречу я говорила о навязчивых повторениях – когда люди застревают в прошлом, снова и снова отыгрывают одну и ту же психодраму. Но нам также предоставляются возможности вырваться из этого цикла и жить дальше. – Она улыбается. – Люди любят говорить о чистом листе. Но по-настоящему чистый лист – это лист новый. Остальные – серые от того, что было написано на них раньше. Возможно, это ваш шанс начать все с нового листа, Джейн.

– Я боюсь, что этого ребенка так же сильно любить не смогу, – сознаюсь я.

– Это понятно. Иногда умершие кажутся нам немыслимо совершенными – идеалами, которых живым не достигнуть. Уйти от этого непросто. Но возможно.

Я думаю над ее словами. Осознаю, что они относятся не только ко мне, но и к Эдварду. Элизабет – это его Изабель; совершенная, утраченная предтеча, от которой ему никогда не освободиться.

Мы с Кэрол разговариваем еще час – о беременности, о синдроме Дауна, об аборте. И под конец я точно знаю, что мне делать.