Белое безмолвие

Я посмотрел на Джульет в видоискатель, но тут ее накрыла чья-то тень. Над ней склонилась какая-то фигура, темный силуэт с бесформенной головой. Я охнул и упал на задницу; от удара у меня перехватило дыхание. «Его там нет, его там нет, – принялся повторять я. – Мне это кажется, вот и всё». Я со свистом втянул воздух. И посмотрел снова. Оно не двигалось. Оно по-прежнему оставалось здесь. Мне хотелось сказать ему: «Ты – видение Джульет, не мое. Мое видение – Эд», но вместо этого я просто сидел, оглушенный, пока набежавшее облако не затенило и это, и тело Джульет.

Я попробовал встать, но не смог. Что-то пошло не так. Что? И тут до меня дошло: на моем правом запястье болталась камера, но руку я совсем не чувствовал. Свою руку без перчатки.

«Ох, блин, Саймон, о нет, что ты наделал?» – в ужасе подумал я. Весь дрожа, я сунул кисть обратно в рукавицу и постучал ею по бедру. Деревянная. Она будто стала деревянной. Внутри у меня раскручивался маховик паники. «Всё окей, – успокаивал я себя. – Всё будет хорошо. Убирайся отсюда, и немедленно». Одной рукой я сунул камеру в рюкзак и закинул его на плечи, забыв проверить, правильно ли закреплен шланг баллона с кислородом. Я попытался встать снова, но бедра мои превратились в два куска холодного желе. И еще Марк. Где Марк? Он же шел прямо за мной. Я обернулся, но облако сгустилось, – как это могло произойти так быстро? – и Марка я не увидел.

Паническая тошнота нарастала.

«Достань рацию. Вызови помощь».

«Рацию забрал Марк».

Мозг приказывал телу двигаться, дергаться, пукать – делать хоть что-нибудь, но мой главный компьютер как будто взломали, и сигнал управления просто не доходил до цели.

Небо вдруг раскололось, как переспевший фрукт, и передо мной раскинулось нечто, похожее на громадный зал ожидания в аэропорту, с бесконечными рядами кресел, с суетливо шныряющими взад-вперед людьми. «Ты можешь пройти сюда, если хочешь, Сай». Там вроде было тепло, обстановка казалась оживленной и успокаивающе будничной. В глубине души я понимал: чтобы создать такую картину, мой мозг перетряхнул весь запас познаний о поп-культуре – «Битлджус»[74], «Защищая твою жизнь»[75] и еще бог весть что. «Здесь ты увидишься с папой. Папа сам придет и пригласит тебя присоединиться к нему». Но отца там не было. Все выглядели довольными. Ну, не то чтобы счастливыми, но нормальными. Где-то вдалеке слышались объявления диктора по громкой связи – слов я разобрать не мог. На глаза мне попались трое парней в кожаных летных куртках и кейверских касках.

«Ребята из Куум Пот».

Я мысленно извинился перед ними. А также перед украинцами Тьерри.

«Слишком мало и слишком поздно, парень».

Я попытался встать и шагнуть к ним, но что-то удерживало меня. Эд. Ну конечно. Эд. Это должен быть он. Эд вцепился в меня.

«Какого хрена ты делаешь на Эвересте, Эд?»

Он сжимает меня.

Картина с залом ожидания аэропорта исчезла, и вновь появилось облако.

Холодно. Я очень замерз. Слишком холодно. «Ты должен избавиться от этой мокрой одежды, парень», – услышал я. Я представил себя в туманном душном тепле «Мишн: Кофи». А потом облако вновь разорвалось, и я увидел справа теплый свет, сиявший белизной. Три женщины в длинных ярких юбках и шалях, склонившись у костра, подкармливали огонь чем-то, похожим на кости, и смеялись.

«Иди к костру. Согрейся». Но Эд не отпустит меня. Одна из женщин приподняла свои юбки. Ноги у нее… они были не человеческие, а какие-то веретенообразные, волосатые, как у паука.

Эд сжал меня сильнее, хотя на самом деле мой рюкзак должен был сдерживать это давление. Я не мог дышать. «Прекрати, Эд, – сказал я или подумал, что сказал. – Эд, мне нечем дышать. Ты убиваешь меня».

А затем с могучим ревом на меня накинулась боль. Моя правая рука, снова оказавшаяся в рукавице, горела – она размораживалась, и кровь хлынула в ее ткани. Я заметался, взвыл, и Эд ослабил хватку. Пошатываясь, я встал на ноги.

«Двигайся. Двигайся или умрешь. Так высоко в горах нельзя спасти кого-то еще, Саймон, – звучало в голове. – Здесь ты можешь рассчитывать только на себя».