Белое безмолвие

– Спасибо.

– Я хочу, чтобы вы знали: причины, по которым я сопровождал его, не были… – ну, говори уже, – не были такими уж своекорыстными, как вы, наверное, слышали. Он был мне другом. И я любил его.

– Вы хотите сказать, что не снимали последние мгновения его жизни? Что находились там не ради этого?

– Нет, нет. Вовсе нет. – Я бы добавил: «Я не чудовище», но солгал бы.

Собака вдруг заскулила и повернула голову к углу комнаты. «О, привет, Эд».

– Я читал ее дневник. Дневник Джульет.

Он вздрогнул.

– Что?

– Ее записи о последних днях на Эвересте.

– Как он к вам попал? – Он прямо-таки побелел.

– Он был у Марка. Вы этого не знали?

– Нет. Я… Погодите-ка.

Он встал и, шаркая ногами, направился к двери. Когда он скрывался за этой дверью, я успел заметить встречавшую его там темноту и, как мне показалось, уловил дуновение холодного застоявшегося воздуха. Это был не дом – мавзолей.

Я покопался в памяти, пытаясь восстановить, что именно Марк рассказывал мне о дневнике. Я был уверен: он не упоминал о том, что его отец ничего об этом не знает. Господи!

Потеря матери потрясла Маркуса и полностью изменила ход его жизни. Психотерапевт, у которой я был триллион лет назад, стремилась – с рвением Фрейда – зарыться как можно глубже в мою проблему потери отца, но я, словно попугай, твердил ей исключительно то, что она хотела от меня услышать. Сыграло бы это какую-то роль, если бы я позволил ей вдоволь поковыряться в данном вопросе? Может, да. А может, и нет. Я пытался представить себе лицо отца, но перед глазами всё время возникал Эд.

Я был – да и остаюсь – голубой мечтой любого диванного психотерапевта.

Вернулся Грэхем, нервно вытирая руки о штаны, как будто прикасался к чему-то омерзительному.

– Он пропал.

– Послушайте, мистер Майклс, мне действительно ужасно жаль. Зря я вам это сказал.

– Я собирался уничтожить его еще тогда, много лет назад. Нужно было швырнуть его в огонь сразу же, как только мне его прислали. Выходит, Маркус нашел его, так?