– Нет, джентльмены, чудесами мы называем вещи, которые не можем объяснить. А те, что можем, – это наука. Именно ею я и занимаюсь – а не чудесами.
Троица удалилась. Пока горничная придерживала перед ними дверь, женщина повернулась к Коннору.
– Привет, мам. – Он поцеловал ее в щеку, и она восприняла его поцелуй с таким спокойствием, словно не единственный сын приветствовал ее, а крепостной преподнес положенную десятину. – Разреши мне… э-э-э… представить тебе, – сказал он, и присущая ему уверенность, казалось, покинула его, – Монтану Баннерман… Монтана, познакомься с моей матерью.
Она встала, испытывая легкую растерянность, поскольку не знала, должна ли она протянуть руку.
– Очень рада познакомиться с вами, миссис Моллой.
Женщина бросила взгляд на Коннора и снова без улыбки посмотрела на Монти:
– На самом деле я Донахью. Табита Донахью.
Смутившись, Монти порылась в памяти, пытаясь понять, в самом ли деле она допустила оплошность. Может, эта женщина повторно вышла замуж, а Коннор ничего не сказал? Или она забыла?
Коннор покраснел и запустил руку в волосы.
Мать повернулась к нему:
– Ты оставишь здесь мотоцикл на ночь?
– Нет… я обещал Дейву Швабу, что вечером верну его.
Она покачала головой:
– Мне бы не хотелось, чтобы ты сегодня вечером покидал дом; я собиралась замыкать круг. Если ты должен вернуть мотоцикл, то займись этим сейчас.
Коннор посмотрел на Монти:
– Хорошо… а ты оставайся здесь и отдохни… у меня это займет максимум полчаса.
– Я с тобой.
– Нет, ты замерзла и устала. Расслабься и прими горячую ванну.
Монти действительно чувствовала себя измотанной, но, будь у нее возможность выбора, она бы предпочла отправиться с ним, чем оставаться здесь на попечении этой странной женщины.
Табита Донахью что-то сказала горничной по-испански, и та тут же подхватила принесенную Коннором сумку Монти.