Но вот беда – он был реалистом. Накопившийся за долгие годы пессимизм, разбросанный по всем потайным местечкам его мозга, не давал ему никакой возможности расслабиться. Легкой смерти не будет. Смерть вообще не бывает легкой. Они будут играть с ним долго, умерщвляя по частям. Так и будет.
Тимофеев поймал себя на мысли, что эти незнакомые улицы, по которым он плутал, все же чем-то смутно знакомы ему. Ощущение
«Сейчас девять часов вечера», – подумал он. Конечно же, служба давно закончилась и все разошлись по домам. Если вдуматься, просто удивительно, насколько хрупкой оказывается на поверку человеческая жизнь. Кажется, что твой дом надежен, и само течение судьбы неизменно. И вдруг один случайный взгляд в чужое окно разрушает до основания все, привычное тебе. Твое мировоззрение, твой способ жить, установившийся за много лет, оказывается под угрозой. Какие-то пятнадцать минут – и у тебя нет больше дома, нет крова, нет чувства защищенности. Твоя жизнь под угрозой! После долгих лет покоя внезапно оказаться висящим на волоске над пропастью! Не каждая нервная система в состоянии вынести такое.
Тимофеев с удивлением отметил, что думает о себе, как о постороннем человеке, отвлеченно. Казалось бы, не время философствовать, надо делать ноги! Его взгляд остановился на ладонях. Оказывается, все это время он стоял, крепко вцепившись в церковную решетку обеими руками. С трудом заставив себя разжать пальцы, он побрел прочь, уныло опустив голову.
«Эй, парниша!» – чьи-то цепкие пальцы ухватили его за локоть. С остановившимся сердцем Тимофеев оглянулся. Маленькая старушонка, росточком чуть выше метра, стояла рядом, широко улыбаясь.
– Вам чего, бабушка?
– А мне-то ничего, милок. Тебе чего, – смешно залопотала бабуля.
При этом она переминалась с ноги на ногу и непрерывно перебирала пальцами свободной руки, словно лепила из воздуха фигуры. Второй рукой она продолжала держать его за локоть.
«Маленькая, а хватка какая!» – подумал Тимофеев. И внезапно догадался: юродивая. Мало ли их вокруг церквей ошивается!
– Ты туда не ходи, – лопотала старушка, – ты там ничего не найдешь. Ты иди назад, закол ищи.
– Какой еще закол?
– Закол-засов, от нечистой затвор. Ночная птица порог стережет, тропу охраняет. Окрест трех дорог сидит, беду прочь гонит. Сыщи ту птицу, заколи сердце, вот тебе и облегчение выйдет.
– Что-то я не пойму, бабка, – рассердился Тимофеев. – Какой засов? Какая птица! Ты лучше скажи, как от ведьмы уйти!
Старушка всплеснула пухлыми ладошками и звонко расхохоталась. Давясь от безудержного смеха, пуская пузыри беззубым ртом, она проговорила:
– Уйти – не уйти! Не будет тебе пути! Птицу ищи! Ведьмин отворот!
Покрутив пальцем у виска, Тимофеев вырвался и поспешил прочь от полоумной старухи. А та, сухонькая, сморщенная бестия, долго еще хохотала вслед. И закричала:
– Беги! Беги! Ведьмин гон!
Тимофеев прошел по запыленной тесной улочке, внутренне поеживаясь от обилия освещенных окон, за которыми шла своя жизнь, где знать не знали о его существовании и не думали ни о каких ужасах, ни о каких ведьмах, разрывающих людей на куски. Никто не выглядывал на улицу, никто не прижимался к стеклу окровавленными губами.
– Листья засохнут и в топках сгорают, – сказал сам себе Тимофеев. – А я умру, и никто не узнает.
За этой улочкой была другая, такая же пыльная и чужая. Потом он вышел на проспект, слепящий мириадами огней витрин и проносящихся мимо машин. Витрины зазывали покупателей громкими названиями иностранных фирм, предлагая все мыслимые наслаждения. Дверь ближайшего магазина отворилась, окунув его в запах кондитерской, щекочущий ноздри, сладкий запах конфет. Жадно, по-детски вдохнув воздух, наполненный карамельками, Тимофеев прошел мимо.
ebooksa