Живот снова скручивает.
Вдруг рядом возникает Бет: возвышаясь надо мной, она протягивает мне длинную ленту бумажных полотенец. Лента тянется от автомата на стене – Бет отмотала полотенца, но не стала отрывать.
Сначала я решаю, что у меня галлюцинация.
– Всю жизнь ждешь, чтобы что-нибудь случилось, – произносит она, лицо ее под мутным светом ламп невинно, как у принцессы из сказки. – А потом вдруг все ужасы мира разом обрушиваются на твою голову. Ты так сейчас себя чувствуешь, Эдди?
Она подтягивает бумажную ленту ближе ко мне, наклоняется и щекочет краем полотенца мой испачканный рвотой рот.
– Мне просто плохо, – отвечаю я. – Ничего страшного.
Она улыбается и постукивает по газете, зажатой в моих черных от типографской краски пальцах.
– А я все жду, когда же они напишут про этот браслет, – замечает она. – Фотографию опубликуют, вдруг кто-нибудь его узнает?
– Они не пишут о нем, потому что это неважно, – отвечаю я. – Браслет могли забыть в квартире в любое время.
– Могли. Но забыли именно в ту ночь, – говорит она.
– Откуда ты знаешь? – очередная волна страха накатывает на меня.
– Оттуда, что знаю, где его нашли, – отвечает она. – Разве наша бесстрашная предводительница тебе не сказала?
– И где его нашли? – мой голос звучит почти как стон.
– Под телом сержанта, – говорит Бет. – Это мне рядовой Тиббс сказал. Вот задачка, да?
– И все равно это неважно, – отвечаю я и торопливо мотаю головой, слова выскакивают все быстрее и быстрее. – Может, он уже лежал там, на полу, откатился туда.
– Хэнлон, – она наклоняется, и я чувствую аромат ее парфюма – кокос и сладкая ваниль, самый нежный и девичий. Она пользуется им лишь в дни, на которые у нее запланированы особые бесчинства и мерзости. – Тебе надо быть осторожнее. Пусть ты его и подарила, но это
– Все знают, что я его ей подарила, – выпаливаю я. И это правда. Но я понимаю, что дала Бет новый козырь. Показала трещину в своей броне.
Мне стыдно за саму себя.
Бет улыбается мне сверху вниз и протягивает руку, но я не принимаю ее.