Она стоит совсем близко, и я вижу хвостатые кометы, нарисованные на ее висках. Она заводится от своих собственных слов. Но я чувствую в ней неуверенность и страх, как будто она пытается выбраться из-под толщи сырой земли и силы ее на исходе.
Это значит, мое время пришло.
– Ты не пойдешь в полицию, – говорю я как можно спокойнее и тверже. – Ты и не собиралась. Не хочешь, чтобы они узнали, что ты наделала.
Не думала, что мне еще раз удастся ее удивить. Выражение ее лица меня почти пугает.
– А что
– Бет, мне все известно, – я нависаю над ней и смотрю сверху вниз. – Ты велела Тейси отправить фотку, на которой ты была с Уиллом, мужу Колетт. Тейси мне все рассказала.
На ее надменном лице вспыхивает паника, клеенчатая занавеска позади нее шуршит, и я вдруг понимаю, что эта пигалица, этот малорослый тиран боится меня – ту, что на голову ее выше. Это чувство мне в новинку.
– Шлауссен. Стоило догадаться, – бросает она и криво улыбается. – Никогда раньше не видела, как лиса проглатывает зайца. Вот бы посмотреть. Какая же она на вкус?
– Неужели ты надеялась, что Мэтт Френч увидит снимок и примет тебя за свою жену?
– Мне было плевать, за кого он меня примет, – она вздергивает подбородок и пытается говорить увереннее. – Я хотела одного: чтобы она сгинула. Кто-то должен был избавить нас от этой…
Моя рука вдруг сама по себе взлетает вверх и, скользнув по изуродованному уху, хватает ее за волосы.
Дело в том, что мы с Бет так часто стояли рука к руке, плечо к плечу, бок к боку, так часто страховали друг друга, что я знаю ее тело вдоль и поперек. Мне знакомы все его изгибы, все движения, я знаю, как сделать ей больно.
– Это ты все начала, – я сжимаю руку. – Это ты виновата.
Хватая меня за пальцы, она разжимает мою хватку и картинно закатывает глаза.
– О да, конечно же, это из-за меня муж тренерши решил, что его жена спала с сержантом из Нацгвардии… хотя нет, погоди минутку. Она же
– Из-за тебя все закрутилось, – говорю я и выкладываю еще один скрытый козырь: – Ты знала, что в тот вечер тренер была с Уиллом. Прайн мне все рассказал.
Она ничего не отвечает, просто смотрит на меня. Ее свирепый боевой раскрас слепит глаза.
– Если тебе нужно было убедить меня в том, что Колетт убила Уилла, почему не сказала, что она была там? – и тут меня осеняет. – Ты испугалась, что я ей все расскажу? Смогу ее предупредить?
– Я не
Я толкаю ее, а она смеется. Этот смех означает, что ей больно. Я знаю, потому что слышала его в моменты, когда ей было совсем худо: после неудачных свиданий с парнями, ссор с матерью. Я пыталась утешить ее, а она смеялась. Смех заменял ей слезы.