Но телефон прогоняет сладкую дремоту. После третьего звонка я хватаю трубку и едва ли не рычу:
– Да?
– Доктор Джеймс?
– О… – запинаюсь я и выпрямлюсь. – Да, это я.
– Здравствуйте, это Марк Слоан. Как у вас дела?
– О, здравствуйте, Марк. Не ожидала, что вы позвоните.
– Нет ли у вас свободной минутки?
– Да, конечно. Разумеется, есть.
– После того как мы с вами поговорили, я покопался в тюремных файлах. Искал, не встретится ли мне какая-нибудь полезная для вас информация.
– И? Вам удалось что-то найти?
– Да. Как упоминал, я поддерживаю отношения с некоторыми сотрудниками Огденсберга. Сейчас там почти не осталось никого, кто работал в одно время со мной, но пара человек все еще на своем посту. Словом, я получил доступ к файлам. Все картотеки и архивы доинтернетного, так сказать, периода, конечно, полная неразбериха, но тем не менее, хоть и в бумажном виде, все материалы сохранились. Полагаю, когда занимаешься расследованиями, это может очень пригодиться!
– Без сомнений. Простите, могу ли я прервать вас на секунду? Я вспоминала наш с вами разговор и поняла, что некоторые мои вопросы так и остались без ответов. Каков был диагноз Ричарда? Эти сведения есть в архиве?
– Да, это как раз то, что я искал, в числе прочего. Депрессия и ПТСР. Эта информация должна быть в его истории болезни, еще со времен заключения. Разве ее там нет?
– Нет. Там вообще практически ничего нет. Но знаете, вот что не дает мне покоя – Ричарду поставили диагноз депрессия и ПТСР еще в тюрьме, но ведь это было много лет назад. Однако после того как он вышел на свободу, никакого диагноза ему не ставили.
– Как это? – Кажется, Марк Слоан не совсем понимает, о чем я.
– Другими словами, сейчас я не могу определить, чем он болен, потому что у него не наблюдаются симптомы ни одного психического расстройства.
Надеюсь, что доктор Слоан все же сумеет уловить мою мысль.
– Да, и что? Нет, все без толку.
– По-моему, он здоров. Что он делает в психиатрической больнице?
– А… – Кажется, наконец дошло. – Что ж, думаю, вы должны обсудить это с ним. – Опять тупик.