Пальцы моей правой руки в майонезе, а в другой руке я держу тарелку с разобранным на части сэндвичем с индейкой, Дэвид наблюдает за моими неуклюжими попытками вытащить из-под себя ноги и сесть нормально и не то чтобы улыбается… но на его лице странное выражение, и я не могу разобрать, что оно означает.
– И что, по-твоему, я собираюсь сказать? – Вот теперь он действительно улыбается. Даже ухмыляется.
– Что? – Я вдруг пугаюсь, что поняла все неправильно. Я предполагала, что он предложит мне стать его девушкой, или попросит моей руки, или скажет, что любит меня, или… мать его, что-нибудь в этом роде. – Я думала… думала, ты хотел сказать, что мы… что ты… что хочешь… – Совершенно смешавшись, я умолкаю. Какой ужас. Какая дура. Я ведь понятия не имею, что он имел в виду. С чего я решила…
Дэвид в который раз глубоко вздыхает и ставит тарелку на стол. Потом отнимает тарелку у меня, тоже ставит ее на стол, сжимает мои руки в своих ладонях и целует их. Теперь губы у него в майонезе.
– Сэм, я хотел сказать, что давно питаю к тебе определенные чувства. Не совсем дружеские. Но конечно, тебе и так об этом известно. Ты всегда опережаешь всех минимум на два шага. Я знаю, что ты еще не готова. Я подожду. Я ждал шесть лет и подожду еще шесть, если это необходимо. Или шестьдесят.
Он снова целует мои руки, слизывает с губ майонез и возвращается к своему сэндвичу.
– Ты… ты ведь понял, что я хотела, чтобы ты это сказал, да?
Вроде бы он даже доволен таким поворотом событий. Я никак не ожидала, что он готов ждать меня сколько потребуется.
– Я все понял. – Его уверенность меня несколько нервирует. – Я знаю тебя, Сэм. Я просто хотел, чтобы ты чувствовала – я здесь, рядом. Всегда рядом.
Дэвид улыбается, и вся неловкость и мои страхи тут же улетают в окно, как будто их и не было.
Дэвид стоит на кухне и моет посуду после ужина, напевая себе под нос какой-то навязчивый мотив из сериала. На плече у него висит полосатое бело-голубое полотенце. Вымыв одну тарелку, он тщательно вытирает ее и ставит точно на то место, где она и должна стоять. Такое ощущение, что он живет здесь уже много лет.
Я сижу на полу в гостиной, полностью готовая начать расследование. «Тайна газет Ричарда». Они все еще лежат в моей оливково-зеленой холщовой сумке, прислоненной к ножке кофейного столика, теперь навсегда отмеченного полосой серого лака для ногтей. Я вытаскиваю их наружу и сразу же ощущаю запах Ричарда.
Если бы Шон не обратил мое внимание на даты, сама бы я, наверное, никогда ничего не заметила. А ведь и в самом деле, Ричард приносил с собой именно эту стопку, день за днем, несколько месяцев подряд, с самой первой нашей встречи. Я вглядываюсь пристальнее и вроде бы узнаю фотографии, шрифт заголовков… С каждым разом газеты становились все потрепаннее, уголки все больше загибались, потом понемногу начали отрываться. Но я ничего не видела; мне и в голову не приходило бросить на них более внимательный взгляд. Да и с чего бы? Это ведь просто газеты, обыкновенные, ничем не примечательные, вполне безобидные. Мы каждый день читаем газеты. Откуда было взяться подозрениям? Газеты Ричарда меня совершенно не интересовали. И не заинтересовали бы, если бы не Шон.
Теперь я понимаю, почему он вечно клал на них кепку. Конечно, за много месяцев я могла бы и заприметить, что на первой странице всегда красуется одна и та же статья.
17 апреля 2012 года – дата на самой верхней газете, «Нью-Йорк таймс». Потом идет «Пост» от 3 мая. Все остальные газеты также вышли весной 2012 года. Страницы пожелтели и порвались на сгибах. Поля усеяны пятнами и жирными отпечатками пальцев.
Когда я начинаю листать их, неожиданно натыкаюсь на сделанные карандашом заметки и клейкие листочки, засунутые куда-нибудь в середину. Кажется, в «Дэйли ньюс» и «Нью-Йорк пост» скрываются богатейшие залежи неизвестной пока информации.
Почерк у Ричарда мелкий, кудрявый и местами абсолютно нечитаемый. Нацарапанные наскоро строчки перемежаются пометками, тщательно выписанными печатными буквами. Кроссворды и судоку тоже заполнены информацией. Еще мне встречается несколько отксеренных листов, приклееных поверх газетных страниц. Они содержат какие-то материалы на медицинские темы. А на маленьких клейких листочках иногда попадаются названия лекарств, которые продаются только по рецептам. Они жирно обведены. Здесь масса сокращений, которые я не могу расшифровать. Я собираюсь и готовлюсь узнать все, что здесь написано. Делаю глубокий вдох – и вижу перед собой потрепанные кеды Дэвида.
– Эй. Я закончил с посудой. Чем ты тут занимаешься? – Он опускается на пол рядом, целует меня в лоб и берет в руки экземпляр «Нью-Йорк таймс».
– Вот почему я просила тебя прийти. Это газеты Ричарда. Те самые, что он всегда носит с собой. Во вторник он оставил их у меня на столе, и я взяла с собой домой.
– Так вот что ты имела в виду под большой загадкой? В самом деле удивительно, нечего сказать.