Наконец я замечаю, что все начинают собирать свои бумаги, складывать папки и рыться в карманах в поисках ключей от кабинетов, а потом тянутся к выходу. Дэвид кивает мне, я опрокидываю в рот последние капли кофе, вешаю сумку на плечо и, не дожидаясь обычного обмена любезностями с коллегами, пулей вылетаю из конференц-зала и несусь по коридору к своему кабинету.
Я достаю историю болезни Ричарда и аккуратно раскладываю ее по листам перед собой. Случайно взглянув на блузку, я вижу, как вздымаются пуговицы на груди – так сильно бьется сердце. Пальцы дрожат от неимоверного количества кофеина.
На первой же странице истории болезни – расписание Ричарда. Я смаргиваю белые прозрачные штучки, которые плавают в воздухе и мешают мне как следует видеть, и смотрю, что у него назначено на понедельник, на десять часов. Сколько бы я ни старалась, мне никогда не удавалось запомнить расписание пациента наизусть. Так. Значит, понедельник, десять утра. О, вот как. Оказывается, в данный момент Ричард находится всего в нескольких шагах от меня, в компьютерной комнате. Часы сообщают мне, что до десяти осталось еще шесть минут.
Я использую это время, чтобы подготовить сцену. Медленно достаю из сумки газеты, стараясь не повредить их еще больше – они и так здорово затрепаны. Мы с Дэвидом строго следили за тем, чтобы не нарушить порядок, в каком они были сложены, и оставить на своих местах все вложенные листочки и бумажки. Ричард педантичен до крайности; края стопки всегда были идеально выровнены, а страницы идеально разглажены. Я тщательно складываю газеты и чуть не по линейке подгоняю углы друг относительно друга. Наконец газеты выглядят так, будто сам Ричард положил их на край моего стола, рядом с креслом для пациента.
Я еще никогда так не психовала перед встречей с ним – разве что в самый первый раз, когда никто о нем ничего не знал и мы кормились только сплетнями и домыслами – что за преступление он совершил, как он будет себя вести, не прихлопнет ли кого из нас. Кажется, я несколько часов готовила кабинет к «очной ставке», но выясняется, что сейчас всего без четырех минут десять.
Я открываю бутылку воды и пью медленными глотками, что по идее должно меня успокоить. Как бы не так. Мне все мерещится, что время остановилось, однако секунды все же идут. Маленькие белые цифры на электронных часах показывают 9:59, потом раздается чуть слышный щелчок, и наконец-то – 10:00. Я отодвигаю кресло и встаю.
Ричард сидит за компьютером, внимательно уставившись в монитор. В компьютерной комнате только два других пациента – Барри и Ташондра. Ташондра тоже сидит за компьютером и даже двигает мышкой – непонятно зачем, потому что ее монитор выключен. Предполагается, что здесь должна находиться Ширли, но ее нет.
Ричард оборачивается, видит меня, но на его лице ничего не отражается. Он как будто все еще погружен в чтение. Он тычет пальцем в грудь и одними губами произносит
Потом отодвигает от стола потертый синий пластмассовый стул, и Барри испуганно вскидывает голову, встревоженный звуком. Он резко разворачивается, чтобы посмотреть, что случилось, замечает в дверях меня, Ричарда, идущего мне навстречу, и машет мне рукой. Я натянуто улыбаюсь и вместе с Ричардом выхожу из комнаты.
Я до мельчайших деталей отрепетировала предстоящий разговор вместе с Дэвидом, но в эту минуту все слова вдруг застревают у меня в горле, и я не могу выдавить из себя ни звука. Ричард садится.
– Разве у нас назначен сеанс? – неуверенно спрашивает он.
Я смотрю на него, пытаясь сложить из отдельных слогов хоть какое-то внятное предложение, и невольно бросаю взгляд на газеты. Ричард перехватывает его и поворачивается ко мне:
– Ах, это…
– Да. Это. – Все едкие комментарии и спокойные, четкие вопросы, что я так тщательно продумала, высыпаются у меня из головы, видимо, через дырки в ушах, и грудой опадают на пол.
Ричард несколько раз хрипло вздыхает, переплетает пальцы на животе и по привычке смотрит в окно, на здание напротив. Но лесов больше нет, на месте бывшей стройки теперь новенький сияющий фасад.
– Вы все прочитали? – Он откидывается назад, как будто не осознает, насколько важна эта беседа.
– Да. Все, что смогла разобрать.
– И?
– И? И? «И» ответьте мне сами! Что я должна обо всем этом думать? Вы следили за мной? Вы вообще пациент или кто? – Меня словно раскупорили, как бутылку шампанского, и слова вылетают из меня сами собой. И кажется, я на грани истерики.
– Эй, эй. – Ричард быстро выпрямляется и обеспокоенно смотрит мне в лицо. – Разумеется, я пациент «Туфлоса»! Меня зовут Ричард Макхью, и я никогда не врал. Большей частью не врал. И никогда не врал вам. Напрямую.