Обман

– Готов? К чему готов? Да что же такое происходит? – Мне хочется разреветься и затопать ногами. Почему он мне не отвечает?

– Готов вам все рассказать.

– А сейчас вы готовы?

– Наверное, мне просто придется это сделать. Вы нашли газеты, все прочитали. Мне не хочется видеть вас такой растерянной и запутавшейся. И меньше всего на свете я хотел вас испугать.

– Я уже давно набрала номер охраны, осталось только нажать кнопку вызова. Как мне вас не бояться? Я прочитала ваши заметки – подробные, странные; практически каждая из них – это вмешательство в мою частную жизнь. Что мне теперь думать? Вы полагали, я найду в них какие-то ответы? Сейчас у меня еще больше вопросов, чем было, а ответов – ни одного. – Я вдруг осознаю, что почти кричу, встаю и включаю ногой «белый шум».

– Может быть, будет проще, если вы начнете задавать мне эти вопросы? А я на них отвечать.

Я обессиленно падаю в кресло.

– Я не понимаю ничего. Зачем вам понадобились списки симптомов из DSM?

– Я многое забыл. Мне нужно было понимать, как правильно себя вести. Когда у тебя депрессия, ты, естественно, проявляешь признаки депрессии. Но когда она проходит, трудно вспомнить, особенно через много лет, как это было. Вы здесь лучший доктор, как я выяснил, и если что, вы бы раскололи меня в момент. Поэтому мне требовалось освежить память.

– Значит, список симптомов был вам нужен, чтобы реалистично изображать депрессию? А как насчет ПТСР? Это было вранье?

– Нет. Сэм… вы меня не слышите. Или не слушаете. Ничего из того, что я вам рассказывал, не было враньем.

– Вы действительно убили свою мать? Или это чушь? – Все кружится у меня перед глазами, и я уже не могу отличить правду от лжи.

– Все, о чем я говорил, случилось на самом деле. До последних подробностей. Когда мы с вами разговаривали, я никогда не врал. Никогда.

– Но вам нужно было вести себя правильно, чтобы никто в отделении не догадался, что вы – фальшивый пациент?

– Таков был план. Но как оказалось, мне даже не пришлось притворяться. Я был самим собой. Никогда не чувствовал, что играю роль. В этом заведении легко на самом деле впасть в депрессию.

– Так зачем вы здесь, если по медицинским показателям вам это не нужно?

Я зажимаю голову между коленями и откатываюсь от Ричарда как можно дальше. Записи и липкие листочки, найденные в газетах, со страшной скоростью мелькают перед моим внутренним взором. Я не могу сосредоточиться. Мне нужно задать так много вопросов. И я все еще ничего не понимаю.

Ричард не отвечает. Он то сплетает, то расплетает пальцы и скрещивает ноги.

– Вы писали о прощении. – Я поднимаю голову и смотрю на него. Он откровенен, и это немного меня успокаивает.

– Да. Это все доктор Марк. – Ричард говорит медленно и четко. Он хочет, чтобы я на самом деле поняла, и делает для этого все, что в его силах. – Когда я вышел из тюрьмы, мне не стало лучше. Это оказалось куда труднее, чем я думал. Я предполагал, что свобода смоет с меня все плохое и я смогу построить новую жизнь. Но ничего не получалось. Чувства освобождения не было. И не важно, сколько книг я прочитал, сколько мантр повторил, сколько раз твердил себе, что мне можно, мне позволено двигаться дальше, идти вперед, я все равно был не способен даже пошевелиться. Меня не оставляло ощущение, что мое наказание еще не закончено. У меня не было семьи. И почему? Потому что я убил того… ту, кто была моей семьей. И когда мне стало совсем плохо, я позвонил человеку, который был мне ближе всех. Доктору Марку. Мы проводили сеансы по телефону. Я тогда жил в «Ревелэйшенз», «доме на полдороге». Он сказал, что мне не стоит оттуда выходить. Что мне важно оставаться в безопасном месте, пока я выздоравливаю. Поэтому мы еженедельно созванивались.