– А вид у вас больной. Как будто вам нужна помощь. – Говоря это, он загибает уголок газеты и смотрит на меня.
– Спасибо. Я позабочусь о себе. – Я откатываюсь подальше и погружаюсь в себя.
– Вам не надо меня бояться, – выдает Ричард. – Я не сделаю вам ничего плохого.
– Я вас не боюсь. У меня что, такой вид, будто я вас боюсь? Будто мне есть хоть какое-то сраное дело до того, что вы обо мне думаете? А?
Я хватаюсь за лоб. Все, больше я не могу держать себя в руках. Правда словно изрешетила меня пулями, и я не знаю, как это скрыть. Как притвориться, что все нормально. Ричард здесь ни при чем. Он просто оказался на пути несущегося неизвестно куда поезда, и ему предстоит стать «сопутствующими потерями».
– До чего-то вам все же есть сраное дело, – спокойно отвечает Ричард. Его совершенно не смутил мой взрыв. Он явно уже видел такое раньше. И его ничуть не беспокоит, что его врач, его психолог сорвал с себя профессиональную маску и показывает свои настоящие эмоции. – Знаете, это все нормально. Вы не должны всегда быть собранной и спокойной.
– Конечно, должна, – мрачно цежу я. – Моя работа состоит в том, чтобы всегда быть собранной и спокойной. И нормальной. Предполагается, что и в жизни у меня все нормально. И сама я нормальна.
Слезы текут по лицу, и я не могу их остановить. Так же как и соплю, что струится из моей левой ноздри к подбородку. И совладать с грудью, из которой вырываются истерические рыдания. И не могу ничего поделать с венами на лбу, что набухают так сильно, словно готовы взорваться. И с кулаками, которые то сжимаются, то разжимаются – как будто, если проделать это упражнение много раз, все пройдет.
Я не контролирую себя и не могу заставить Ричарда закрыть глаза и не видеть этого. Воротничок моей блузки намок и прилип к шее, и это ощущение невыносимо. Ричард вежливо затыкается, и все, чего я хочу, – это чтобы он ушел, а я могла бы спокойно сблевать в корзину для бумаг.
Я слышу, как закрывается дверь в комнату для групповых сеансов, и, как только звук голосов приглушается, я слегка приоткрываю свою дверь и жестом показываю Ричарду, что он может уйти. Низко наклонив при этом голову, на случай, если кто-то вдруг пройдет мимо и решит заглянуть и понаблюдать, как рушится моя жизнь.
Ричард смотрит на меня, потом на открытую дверь. И аккуратно захлопывает ее ногой в ботинке от «Тимберлэнд».
– У меня еще осталось время. – К счастью, он снова уставился в газету и не видит, в каком я состоянии. – И я единственный человек, перед которым вы можете истерить сколько влезет.
Я не могу дать ему достойный отпор. Забыла, как это делается. И мне приходит в голову, что раз уж ситуация выскользнула у меня из рук, то пусть все остается как есть. Я делаю вид, что Ричарда нет в кабинете, а он, кажется, притворяется, что меня тоже тут нет и никто не мешает ему мирно читать газеты.
Игнорируя Ричарда, я пытаюсь свыкнуться со своим новым положением, как-то разместить все это в мозгу. Я не супергерой, как думала. Я совсем не та девушка, которой прикидываюсь. Я обхватываю лоб руками, ставлю локти на стол и искоса бросаю взгляд на Ричарда. «Ты здесь сумасшедший, а не я». Но четкие линии, разделявшие нас, бледнеют и исчезают, и я вижу здравомыслие и нормальность на его лице и безумие на своем.
Я смотрю на часы – проверить, сколько еще времени мне осталось с ним сидеть, – и вздрагиваю от неожиданно громкой трели телефонного звонка.
– Доброе утро. Сэм Джеймс.
Ричард отодвигает уголок газеты и внимательно наблюдает за мной.
– Это я, – устало выдыхает Рэйчел.
– Здравствуйте, Рэйчел. Что случилось? – Я разыгрываю представление и для Ричарда, и для Рэйчел. Мне кажется, я чувствую на лице свет прожекторов.
– Что у тебя там с заключениями ДПЗ? Ты уже составила резюме? Я не могу больше ждать. Брукс и Янг прислали мне бумаги две недели назад. Если ты с ними не закончила, мне придется заняться этим самой.