– Она дышит, но едва-едва. Есть слабый пульс.
Мы и пара-тройка любопытствующих, которых так и не удалось загнать в комнаты, отходим, и врачи берутся за работу. Мы все же убеждаем пациентов, что уже снова начинают потихоньку подтягиваться, разойтись, а потом собираемся за небольшой стойкой у лифта. Рэйчел все еще прижимает к себе файл Адель, а когда кладет его на стойку, чтобы просмотреть историю болезни, я замечаю два потных полумесяца, выступивших под ее «арбузами».
– Спасибо всем, что так быстро отреагировали. Господи, ненавижу, когда такое происходит. – Рэйчел испускает глубокий вздох и погружается в файл в поисках нужной информации. – Остальные члены персонала сейчас проверяют, как там пациенты; ну, и вы все, конечно, понимаете, что остаток дня пойдет насмарку.
У меня перехватывает дыхание – от страха, что Рэйчел обнаружит, что причиной всему стали выписанные Адель лекарства.
– Насмарку? – переспрашивает Гэри.
– Когда случается что-то подобное, многие пациенты обычно сильно пугаются, и мы потом весь день присматриваем за ними, следим, все ли в порядке, как они себя чувствуют, как ведут. И в зависимости от того, как Адель будет чувствовать себя позже… ну, ты понимаешь. – Ширли.
– Да уж. На данный момент я даже не готова думать о том, чем это может кончиться. И не собираюсь. – Рэйчел поворачивается к врачам скорой. – В истории болезни нет записей об эпилепсии в анамнезе или судорогах. Проверьте кровь на медикаменты. – Она с тревогой переводит взгляд на меня. Я поднимаю ладони.
Мы все как на иголках, в ушах звенит, нервы словно вибрируют, все вытирают с лиц пот и тяжело дышат. Появляется уборщик Сэл с четырьмя маленькими бутылочками воды.
– Спасибо, Сэл, ты спасаешь жизни, – выдыхает Рэйчел.
– Не, вот эти парни – они да, правда спасают жизни, – возражает он и кивает на врачей.
Мы глотаем воду и смотрим, как они кладут хрупкое тело Адель на носилки, ставят ей капельницу и укрепляют кислородную маску на лице. Они медленно проходят мимо нас и нажимают на кнопку лифта. Рэйчел выходит из-за стойки и о чем-то перешептывается с врачами. Мы видим, как они кивают друг другу и обмениваются рукопожатиями. «Я не могла, не могла ничего напутать с лекарствами». Двери лифта открываются и закрываются, и Рэйчел возвращается к нам, сложив руки на груди и шаркая ногами в меховых зимних сапожках. Слишком тесная юбка мешает ей нормально ходить.
– Состояние стабилизировалось, но кто его знает. Ей ведь уже за девяносто, так что нам остается только сидеть и ждать новостей. Как только у меня появится информация, я вам сообщу. Еще раз всем спасибо за то, что быстро отреагировали и не потеряли голову. А теперь давайте вернемся к работе. Удостоверьтесь, что с вашими пациентами все нормально, постарайтесь их как-то приободрить. Может быть, вечером я организую какие-нибудь игры или кино…
Рэйчел замолкает и отходит к Терри и Кайлу, которые стоят возле лифта. Она жмет обоим руки и энергично кивает, в то время как они что-то рассказывают.
Ширли, Гэри и я медленно бредем к черной лестнице и молча идем к своим кабинетам. Открыв дверь, ведущую на третий этаж, мы видим, что нашего возвращения ждет целая толпа пациентов. «Что случилось?», «Что с Адель?» – раздается на разные голоса. Мы осторожно оттесняем всех вперед, в лаунж или к первую попавшуюся комнату для групповых сеансов.
Мне нужно сесть за стол и тщательно просмотреть свои записи, чтобы понять, что я натворила с лекарствами Адель. Сняла ли я ее с рисперидона, прежде чем выписать оланзапин? И как мне сказать о том, что произошло, Ричарду? После того как я заметила, что они подружились, просто не знаю, какова будет его ответная реакция.
Полностью опустошенная, я открываю свою дверь и обнаруживаю, что в кабинете Ричарда нет.
Часть вторая
Теперь, когда невыносимое одиночество Рождества, которое я провела в своей собственной компании, окончилось и весь персонал вернулся в наш сумасшедший – в прямом и переносном смысле – дом, у меня есть время заняться тем, что я так долго откладывала. Я смотрю на папку со своим заключением и не знаю, смогу ее открыть или нет. Нужно быстрее отдать Рэйчел резюме, пока она ничего не заподозрила; полагаю, мне лучше поторопиться и сделать это в течение недели. Для такого занятия не существует подходящего времени, но сейчас у меня дико болит голова, как бывает после удара в ухо, и я совсем не уверена, что нахожусь в достаточно стабильном психологическом состоянии для того, чтобы узнать о своих проблемах с психикой.
Я кладу папку в ящик стола и допиваю кофе, чтобы успокоить нервы и нейтрализовать остатки алкоголя. Потом вешаю на дверь табличку «Идет сеанс», более красивую, чем другие. Мне кажется, что папка не сводит с меня глаз, как монстр, спрятавшийся под кроватью. Я боюсь. Дыхание становится неровным. Никогда раньше я не относилась к документу так, будто он может меня укусить – или, во всяком случае, причинить боль. Но лучше уж знать, чем не знать. Так я хотя бы смогу оценить ситуацию и попробовать ее исправить.
Я опять вынимаю папку из верхнего ящика своего серого, с вмятинами и пятнами ржавчины письменного стола. Отдельные листы вылезли из папки, теперь у них загнутые, смятые уголки, и это здорово меня бесит, потому что выглядит неряшливо и непрофессионально. Я кладу эту устрашающую пачку бумаги перед собой и жду, когда дыхание станет ровнее, а сердце перестанет колотиться.
ebooksa