Обман

Вот мать твою!

– Нет-нет, я практически закончила. Что с ними делать дальше? Отослать в ДПЗ? Или отдать вам? Или… что? – Я начинаю судорожно рыться в ящике, вытаскивая свои заметки и складывая их в стопку. Пока еще я не решила, какое резюме мне написать на заключение о моем психическом здоровье и пригодности к работе. Как мне поступить? Сказать правду? Или солгать в официальной правительственной бумаге, как последней засранке?

– Просто занеси все папки и резюме ко мне в кабинет, когда закончишь. Сегодня утром мне звонил представитель ДПЗ – все прочие больницы и клиники Нью-Йорка уже все отправили. Мы не можем больше откладывать – это непрофессионально, у них создастся именно такое впечатление, и это непременно отразится на нашем финансировании. – У Рэйчел усталый, совершенно погасший голос. Она явно жалеет, что отдала мне заключения.

– О’кей, нет проблем. Я совсем скоро вам все при несу.

Она подавленно вздыхает и дает отбой, даже не попрощавшись. Я продолжаю держать трубку у уха, как будто Рэйчел еще что-то говорит, – не могу допустить, чтобы Ричард понял, что она просто оборвала разговор. Потом бодро щебечу «До свидания» и осторожно кладу трубку в гнездо. Последние пять минут сеанса Ричард читает газету, и на его лице не отражается никаких эмоций.

28 декабря, 15:20

Сегодня Рэйчел назначила срочное собрание. Обычно она никогда так не делает. Ну, или крайне редко. Мы все должны быть в конференц-зале в 16:00, чтобы обсудить некий важный вопрос. Предполагается, что мы также должны закончить свои групповые и индивидуальные сеансы пораньше, чтобы не опоздать. Что за важный вопрос – я не имею понятия. Может быть, дело в заключениях ДПЗ? Меня выпрут с работы в присутствии всех членов медперсонала? Скажут, что я не могу лечить пациентов, и попросят освободить помещение? Я еще не отдала Рэйчел резюме. Возможно ли, что она уже обо всем узнала? Или мой диагноз был ей известен с самого начала?

Минуты тянутся медленно, как часы. Я то и дело поглядываю на циферблат и мысленно тороплю время – пусть унижение скорее закончится, и я смогу уйти и утолить – вернее, утопить – свои печали. В дверь стучат – быстро, лихорадочно – и мое сердце едва не останавливается. Не успев подумать, что можно было бы изобрести какой-нибудь предлог и не открывать, я распахиваю дверь – и передо мной стоит Джули. Она еле доходит до моего кресла для пациентов и падает в него. Ее бьет сильная дрожь.

– Что? Что случилось? – спрашиваю я.

– У нас общее собрание. Мы придем в конференц-зал, и Рэйчел нас всех уволит. – Джули совершенно дезориентирована; видимо, наслушалась самых разных сплетен, и в голове у нее помутилось.

– О чем ты вообще говоришь, Джули? Кого уволят? – «О господи, я была права, вот оно. Все всё знают».

– Я услышала это от Дэвида, он разговаривал по телефону со своим знакомым из ДПЗ. Такое уже бывало раньше. Когда они заканчивают с заключениями, если кто-то не проходит по результатам тестирований и собеседований, то учреждение реструктурируют или всех увольняют. – Джули буквально вибрирует от страха. Она ведет себя так, будто работа – это все, что у нее есть, и, если ее отсюда выкинут, она умрет с голода. На самом деле у нее есть трастовый фонд, средств в котором больше, чем у эндаумент-фонда какого-нибудь серьезного коллежда. Что бы ни случилось, Джули благополучно приземлится на обе ноги, обутые в туфли от «Маноло Бланик». Но предполагается, что эта информация мне неизвестна, поэтому я ей подыгрываю.

– С твоим заключением все в порядке. Ничего с тобой не будет. Успокойся. – Я отворачиваюсь. Джули не знает, что резюме по ее заключению поручено писать мне.

– Нет, не в порядке. Совсем не в порядке. Я знаю, что должна бы работать лучше и все мои методы лечения давно устарели.

– Джули. Прекрати психовать – ничего плохого с тобой не произойдет. Обещаю. Тебе нужно успокоиться и расслабиться. – Надо бы оставить ее одну, и пусть барахтается в своих дерьмово составленных историях болезни. Потому что если уж я могу это сделать, то сможет даже обезьяна.

– Вот у тебя все в порядке! И будет все в порядке! С тобой никто не посмеет плохо обращаться. Рэйчел тебя обожает, так что тебе вообще не о чем беспокоиться. – Джули пытается мне польстить. – Но я…

Я хочу, чтобы все в это верили. Именно этого я и добивалась много лет. И мне удавалось поддерживать такой образ в глазах коллег все эти годы. Но ДПЗ мне обмануть не удалось. Теперь они знают правду, а скоро узнают и все остальные.

– Да со мной тоже не все в порядке. – Я стараюсь как-то преуменьшить свои достоинства, но истины Джули от меня, разумеется, не дождется.

– А, да как бы там ни было – тебе не нужно беспокоиться о том, что тебя уволят.

Джули вздыхает, театрально сползает с кресла на пол, прислоняется к батарее и трет виски. Подол ее юбки зацепился за кресло, и я вижу ее трусы. Они нежно-голубого цвета. Почему-то меня это изумляет.

Дэвид слышит наш разговор через стену, стучится в дверь и тоже присоединяется к общей панике. Он чуть подвигает Джули и сворачивается в кресле. Я замечаю, что носки у него разные. В стрессовой ситуации Джули флиртует больше, чем обычно, – о, как мне это знакомо. Я и сама так делаю. Она прижимается к ноге Дэвида, а он гладит ее по голове. Снова эти двое!