– Да, я приведу в порядок кабинет, и встретимся у лифта. Хочешь пойти куда-нибудь выпить или…
Мое тело напрягается как пружина.
– Да, выпить – отличная идея. Хочу обсудить с тобой, как вести документацию. Я прочитала заметки Сэм и… знаешь, почувствовала, что не очень хорошо делаю свою работу. У нее столько разных методов! И еще я не понимаю принцип, по которому она назначает медикаменты.
– Уверен, ты прекрасно со всем справляешься, – разубеждает Дэвид.
– Спасибо. Мне очень нужны твои советы. Может, если ты голоден… может, пойдем потом поужинать?
Это начинается с ушей, потом медленно перемещается в затылок, потом к глазам. Ярость, всепоглощающая ярость. Мне жарко, все тело чешется, везде покалывает, и я воображаю, как моя голова постепенно наливается малиновым цветом, как термометр в мультфильмах. Температура ползет вверх, и голова, кажется, сейчас лопнет. Мышцы сводит судорогой, левый глаз дергается. Я уже пыталась останавливать такие приступы раньше, и все заканчивалось вывихнутой щиколоткой или растяжением связок. Так что теперь я уже знаю, что нужно просто позволить эмоциям взять верх. Пусть унижение и гнев свалят меня на пол. Так все и происходит. Я лежу и смотрю на коврового Эдди, и он меня утешает.
Никогда не думала, что Дэвид может меня предать, но вот лишнее доказательство – доверять нельзя никому. Даже своему лучшему другу. Тем более лучшему другу, который ведет себя так, будто у меня поехала крыша, запирает в кабинете на целый день и отдает моих драгоценных пациентов и самые сложные групповые сеансы своей тупой подружке-шлюхе. Как жаль. Какой гребаный позор.
Когда мои мышцы и суставы каменеют, а уголки рта тянет вниз, что превращает лицо в злобную гримасу, я вдруг чувствую, что вибрирует телефон. Оказывается, все это время я сжимала его в руке. Еле-еле я подношу его к глазам и читаю сообщение от Дэвида:
Если ты мне понадобишься? Ты был мне нужен сегодня и бросил меня. Ты покинул меня ради нее, двуличный говнюк.
Сегодня новогодняя ночь. Все с нетерпением ждут, когда она наступит, хотя это сама разочаровывающая ночь в году. Особенно в Нью-Йорке. Люди со всего света собираются здесь, чтобы постоять на страшном морозе в худшем районе на планете, послушать дерьмовых поп-звезд с ужасным качеством звука и посмотреть на знаменитостей из списка D – то есть так себе знаменитостей – и встретить Новый год, наблюдая, как падает на землю шар из уотерфордовского хрусталя. Ура.
Я в чьем-то пентхаусе на Седьмой авеню, в «Центре моды», достаточно далеко к югу от Таймс-сквер, чтобы до меня не доносились запахи рвоты и мочи, но достаточно близко, чтобы слышать звуки и видеть огни. На мне бархатное платье, и я его ненавижу, но его купил Лукас и не забыл сообщить, сколько оно стоит, поэтому я решила, что вроде как обязана его надеть. Я постаралась устроить все так, чтобы мы с Лукасом выходили курить в разное время. Таким образом, я вылезаю на балкон без него и делаю вид, что мы пришли не вместе. Большую часть гостей я уже видела; помню их лица, но не помню имен. Это те самые важные персоны, на которых Лукас старается произвести впечатление. Он счастлив до небес, что я его избегаю; так ему легче поддерживать любую нужную ему иллюзию и влиться в общество этих уродских светских львов и львиц.
Я уже опьянела от шампанского. Это опьянение отличается от всех других. Оно особого рода. Больше похоже на наркотическое, чем на алкогольное. Я одурманена и совсем потеряла ориентацию. Голова кажется мне воздушным шаром, а шея – веревочкой, которой этот шар привязан к моему телу. Холодный воздух и сигареты помогают шарику не оторваться, но тем не менее мне не хочется, чтобы он крепко сидел на плечах, иначе я начну думать о том, что со мной происходит.
ДПЗ поставил на меня официальное клеймо безумия. Это всего лишь вопрос времени – когда все откроется и последствия окутают меня, словно облако смерти.
Я смотрю на этот злой, искусственный город. Эдди больше нет. Разноцветные огни на Таймс-сквер освещают темные тучи и туман, и это напоминает мне грязноватые оттенки засаленных бейсболок, которые носил Эдди.
Мое левое колено неожиданно подгибается, и я хватаюсь за перила, чтобы не упасть. На балкон выскальзывает официант, заменяет мой пустой бокал из-под шампанского на полный и сообщает, что скоро полночь. Мы с ним одни на балконе, и я слышу крики толпы внизу, начинающей обратный отсчет. Оборачиваюсь, чтобы заглянуть внутрь: свет люстр и огоньки елки сливаются в одно слепящее пятно, но я успеваю увидеть Лукаса. Он выкрикивает цифры вместе со всеми, обнимая одной рукой блондинку, а другой брюнетку. Я смотрю, как пялятся на него обе женщины, и в тот момент, когда внизу подо мной взрываются миллионы хлопушек и конфетти устремляются вверх, Лукас притягивает к себе брюнетку и впивается ей в губы страстным поцелуем. Оторвавшись от ее рта, он ловит мой взгляд, улыбается и пожимает плечами. Я поднимаю свой бокал – салют, Лукас! – обнимаю за шею официанта и целую его. Я целуюсь с незнакомцем и думаю о Дэвиде, который где-то в эту секунду целуется с Джули. Наконец я отрываюсь от бедного парня, и при виде его шокированного лица мне становится тошно.
Конечно, меня тут же охватывают страх и паранойя. Я одним глотком выпиваю шампанское и беру с подноса еще один бокал. Официант достает из кармана зажигалку и дает мне прикурить, а потом удаляется внутрь. Теперь я стою на балконе совсем одна. Вокруг, как снежинки, кружатся и падают конфетти, а снизу слышится пение. Мои мысли возвращаются к Лукасу. Я знаю, что мне следует немедленно его забыть и больше никогда не вспоминать. Я не из тех, кто дает себе обещания на Новый год, но сегодня ночью я решаю, что Лукас должен исчезнуть из моей жизни. На сей раз я отпускаю его по-настоящему. Я перевешиваюсь через перила, меня рвет, и я вижу, как моя голова-шарик взлетает и уносится в сияющее синтетическое небо.
С того дня, как Ричард стал свидетелем моей истерики, мы не обменялись ни словом. Даже воздух между нами кажется особенно плотным – так много у нас обоих тайн, и ни он, ни я не хотим в них признаваться. Ни себе, ни окружающим. Когда я не на работе, еще могу притворяться, что меня не ранило насмерть пулей, выпущенной психиатрами из ДПЗ, и я не истекаю кровью. Медленно, пока не умру. Но стоит мне только выйти утром из метро и направиться к «Туфлосу», как сердце проскакивает в горло и начинает биться там.
Поэтому Эдди покончил жизнь самоубийством? Поэтому чуть не умерла Адель? Потому что я плохой специалист? Потому что я проявила небрежность? Меня не уволили, не перевели на другую должность, меня вообще ничто не коснулось. Возможно ли, что мне в самом деле удалось проскользнуть в щель?
Рэйчел еще раз спрашивала меня о резюме, и я опять их не отдала. Теперь я действительно все закончила. Все, кроме своего собственного. Может, мне сказать, что я отдала свое заключение кому-то еще, чтобы он написал резюме? Например, Дэвиду? Это профессионально неэтично – решать за себя, пригодна ли я к занимаемой должности. Но, учитывая хаос, царящий сейчас в «Туфлосе», все законы этики, кажется, полетели к черту в пекло. Может, мне и удастся как-то проскочить.
ebooksa