Куинси совершенно не хотелось думать о скорбящих родителях, братьях, сестрах и друзьях. К ней в больницу приходила мама Жанель. Дрожащая, с покрасневшими от слез глазами, она умоляла Куинси сказать, что ее дочь, умирая, не страдала, что ей было не больно. «Она вообще ничего не почувствовала, – солгала Куинси, – я в этом совершенно уверена».
– Я понимаю, – сказала она Коулу, – и действительно хочу помочь. Очень хочу.
Детектив потянулся к кейсу, стоявшему у его ног, вытащил из него папку и положил ее на стол. Вслед за ней появился металлический прямоугольник – кассетный диктофон, который он поставил на папку.
– Мы зададим вам несколько вопросов, – сказал он, – если не возражаете, наш разговор будет записан.
Куинси уставилась на диктофон, на мгновение испытав тревогу.
– Разумеется, – неуверенно ответила она. Слово далось ей с трудом.
Коул нажал кнопку записи и сказал:
– А теперь, Куинси, максимально сосредоточьтесь и расскажите нам все, что помните о той ночи.
– Вы имеете в виду всю ночь? Или только когда Жанель начала кричать? После этого я практически ничего не помню.
– Всю ночь, в том числе и вечер.
– Ну хорошо…
Куинси на мгновение умолкла, немного повернулась в кресле и посмотрела на дверь, верхняя половина которой была забрана стеклом. Ее закрыли – сразу после того попросили мать девушки подождать снаружи. Через стекло виднелся лишь фрагмент стены цвета слоновой кости да уголок плаката, предупреждавшего об опасностях вождения в пьяном виде. Матери Куинси не видела. Как и кого-то другого.
– Нам известно, что вы употребляли алкоголь, – сказал Фримонт, – и марихуану.
– Да, – признала Куинси. – Но я ничего не пила и не курила.
– Прямо пай-девочка, да? – ухмыльнулся Фримонт.
– Да.
– Но ведь это была вечеринка, – сказал Коул.
– Верно.
– Джо Ханнен на ней тоже присутствовал?
От звука Его имени Куинси вздрогнула. Три ножевых раны, все еще туго затянутые швами, отозвались пульсирующей болью.