Как только замок щелкнул, охранник занял позицию у двери, а Лорна с двумя другими вошла в ничем не примечательный тамбур. Вторая дверь вела в следующую комнату, но открыть ее можно было лишь заперев первую – как в шлюзе.
– То, что вам предстоит увидеть, – обернулся Малик к Лорне, – на первый взгляд может показаться жестоким, но на самом деле все обстоит вовсе не так.
– Ради поддержания их непорочности, – добавил Беннетт.
– Иначе говоря, чтобы исключить посторонние факторы, – чуть развел руками Малик. – Чтобы целиком устранить любые возможности, что контакт с сознанием животных способствует психическим срывам, которые демонстрирует первое поколение подопытных. С этой целью позвольте продемонстрировать вам второе поколение наших исследований.
Внезапно Лорну охватил страх перед ужасами, ждущими по ту сторону двери, и она никак не могла заставить себя переступить порог. Малик распахнул дверь – и Лорну ошарашил детский смех, сопровождаемый хлопками крохотных ладошек. А еще полилась музыка – заставка из «Улицы Сезам»[49].
От неуместности смеха в этом доме плача у Лорны аж зубы заныли. Страх в душе только обострился.
– Идемте со мной, – сказал Малик, приглашая ее внутрь.
Лорне ничего не оставалось, как последовать за ним. Беннетт шел за ней по пятам.
– Хоть они здесь и изолированы, обращаемся мы с ними очень хорошо, – продолжил Малик рассказ с угадывающейся в голосе нервозностью, а то и смущением.
Лорна ступила в помещение, которое вполне могло бы сойти за обыкновенную группу любого детсада – одну стену занимает классная доска, по полу в беспорядке раскиданы креслица-мешки всех цветов радуги, пробковую доску украшают рисунки цветными карандашами, а плазменный телевизор в углу показывает мохнатую куклу, беседующую с Большой Птицей.
Но внимание Лорны целиком поглотили находящиеся в комнате дети – десятки детей, сидящих в креслицах или растянувшихся на коврах, восторженно вперившись в экран. С виду все примерно одного возраста – или, во всяком случае, одного роста, едва ей по пояс. Но отнюдь не карапузы – их полностью развитые черты предполагали зрелость не по росту. А мягкий пушок на щеках и конечностях говорил о явном родстве с обитателями другого острова. Вот только не голенькие, а в одинаковых голубых комбинезончиках.
– Сколько им? – прошептала Лорна, от шока лишившись голоса.
– От шестнадцати месяцев до двух лет, – ответил Малик.
Но едва Лорна ступила дальше в комнату, как один ребенок обернулся к ней, а за ним и остальные обратили взгляды на нее с такой же синхронностью, какую прежде она видела на экране. Будто стая вспугнутых птиц, поднимающаяся на крыло, или косяк рыбы, разворачивающийся в обратную сторону буквально на пятачке.
Ей вспомнилось выражение Малика: коллективный разум.
Не этим ли объясняется их поведение? Лорна знала, что феномен коллективного сознания пока изучен крайне слабо. Некоторые ученые предполагают наличие некой электромагнитной связи между птицами в стае или рыбами в косяке, позволяющей им действовать в столь безупречном согласии. Но в последнее время вроде бы сошлись в том, что каждый индивидуум отзывается на микросигналы соседей, реагируя заранее запрограммированным образом.
Глядя на поведение этой группы, Лорна гадала, не задействована ли здесь комбинация обоих явлений.
В конце концов лица снова обратились к экрану, когда по телевизору зазвучала новая песенка.
– Они невинны, – промолвил Беннетт. – Здесь они изолированы от всех пороков, поддерживая связь только с себе подобными.
Малик кивнул.