Ярость

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Карола Гейде заботилась о муже. Уббо лишь апатично смотрел на нее. Он больше не интересовался морем, не сидел в своем кресле, наблюдая за проходящими мимо кораблями, а только лежал в кровати и пялился в потолок.

Нет, он не спал. Лежал с открытыми глазами и рассматривал белую текстуру, словно знал, что там скрывается тайна, которая никак не хотела ему открываться.

В ясном ночном небе над Вангероге горели звезды, но по радио обещали сильный штормовой прилив. Репортер даже погрозил, что он будет сильнее прилива 1962 года, а о нем все обитатели побережья вспоминали с содроганием. Даже те, кто в тот момент еще не родился. То наводнение на побережье Северного моря привело к сильнейшему прорыву дамбы и унесло жизни трехсот пятидесяти человек.

Морские дамбы выдерживали практически все. Но, например, в Гамбурге, у слияния рек Эльбы и Везера, ураган Винсинетте разрушил целые улицы и даже кварталы.

Эти новости привели Каролу Гейде в ужас. И хотя в конце репортер добавил, что за это время были приняты меры по укреплению и расширению дамбы и теперь можно не бояться повторения такой катастрофы, Карола никак не могла успокоиться.

Вангероге лежал далеко в открытом море, и она видела силу стихии своими глазами. Она представила, что волны затопят не только нижний и верхний променады, но и дома, причем выше их этажа.

– Уббо, – сказала она, – ты слышал, что сказали по радио? Как думаешь, может лучше уехать?

Она не рассчитывала на ответ.

Он не посмотрел на нее, но, видимо, услышал вопрос и ответил осипшим голосом, как при тяжелой простуде:

– Слишком поздно. Транспортное сообщение уже остановлено. При штормовом приливе паромы не ходят.

Будто специально дождавшись слов Уббо, репортер добавил, что автобусное сообщение остановлено, дети освобождены на завтра от школы, и порекомендовал убрать в дома все, что можно унести. Они будут сообщать о положении дел ежечасно.

Карола села на кровать рядом с мужем и дотронулась до его предплечья. Даже после стольких лет брака иногда ей нужно было прикоснуться к нему, почувствовать, что он рядом. Это придавало ей уверенности.

– Как назло, именно завтра на побережье должен прийти этот ужасный штормовой прилив, – сказала она. – А мы здесь. Так непривычно. Раньше каждое пятое декабря ты отправлялся играть в кости. Сначала в кафе «Тен Кате», а потом – в «Миттельхаус».

Он не проявил к ее словам ни малейшего интереса, словно теперь все это стало неважно.

Два раза она ходила на игру в кости вместе с ним. Она хорошо помнила его детский восторг, когда он выигрывал. Ставка всегда равнялась одному евро, а тот, кто выкидывал наибольшее за столом число двумя костями из кружки, выигрывал талон, который можно обменять на шоколад или марципаны. Однажды он вернулся домой с килограммовым пакетом марципанов, сияя, как победитель Олимпиады.

Она не знала, что доставляло ему больше удовольствия: игра в кости, победа или шоколад с марципанами. В глубине души он всегда оставался ребенком. Из-за этого она завидовала ему, и именно это роднило его с Анной Катриной. Та собирала детские книжки и могла часами разглядывать картинки, а Уббо Гейде жить не мог без сладостей и игры.

А теперь он лежал на кровати, словно стал другим человеком. Просто стариком. Маленький ребенок, живший внутри его, казалось, покинул его после ссоры с Анной Катриной.

Карола думала позвонить дочери, но не знала, что сказать. Она просто чувствовала потребность поговорить с ней или хотя бы просто услышать ее голос. Но Инза проходила обучение на каких-то курсах и к тому же была счастливо влюблена. Не лучшее время для долгого разговора с одинокими родителями…

– Всю свою жизнь мы думаем, – вдруг заговорил Уббо, обращаясь скорее к потолку, чем к жене, – что принимаем верную сторону. Боремся за добро, против зла. А потом вдруг наступает момент, когда мы перестаем понимать, что хорошо и что плохо. Где добро и где зло.

Она сразу подхватила нить разговора, боясь лишь снова потерять ее. Было невыносимо смотреть, как он там лежит. Он словно утратил с ней контакт, что было для него совершенно нехарактерно.