Ярость

– Возможно, потому, что ее имя напоминает о шоколадках, которые теперь нельзя называть «голова негра», – рассмеялась Сильвия Хоппе.

Веллер спросил:

– Ты знаешь, где Анна? По-прежнему у дракона?

Сильвия Хоппе покачала головой.

– Нет, точно нет. Я только что оттуда. Атмосфера там напряженная, но Анны Катрины я не видела.

* * *

Белокурая женщина была одиночкой, это он понял сразу. Она не входила ни в одну группировку. Ни в секретную службу, ни в известную террористическую группировку. Похоже, чемодан попал к ней случайно, и теперь она затеяла собственную игру. Подобные партии бывали опасными. Работали вне иерархии. Вне правил. Без связей. Из-за этого-то ее и было сложно поймать.

Отдельные люди постоянно пытались выйти из системы и обрести самостоятельность. Осведомители, которые основывали и финансировали собственные террористические группировки, чтобы наблюдать за ними. Он встречал несколько таких «рикошетчиков». Но у них у всех была похожая предыстория, прошлое, которое делало их уязвимыми – можно было отследить его нити и поймать их.

Эта белокурая женщина с пламенем возле шеи – точно не профессионал. Новичок. Хоть и чертовски хороший.

За последние недели он посетил все мероприятия по женскому боксу в радиусе двухсот пятидесяти километров. Стал настоящим специалистом и даже начал получать от этого удовольствие. Но той блондинки нигде так и не увидел.

Вряд ли эта необычная татуировка была приклеена лишь на время, чтобы направить на ложный след. Она не могла предвидеть, что Тийс Кремер попадет в аварию именно в этот день. Или она преследовала его уже давно? Возможно, авария была спровоцирована?

Он погладил Ингу по лицу. Она заснула на диване с томиком стихов. В окно светило солнце, а по подоконнику топтался туда-сюда ворон, заглядывая в квартиру, словно жилец, забывший ключи.

Он испек яблочный пирог, и в доме стоял приятный аромат. Они жили, словно завтрашнего дня не существовало. Ни обязанностей, ни других людей.

* * *

Анна Катрина горько рыдала. Но при этом в ней росло неукротимое желание преодолеть это испытание хотя бы ради того, чтобы попросить потом прощения у Уббо Гейде. Обидеть его теперь казалось ей сродни танцам на могиле собственного отца.

Машина резко затормозила. Ее отбросило в угол, и она больно ударилась плечом. Послышались чьи-то шаги по гравию, и дверь открылась.

Там, в сверкающем свете, стояли трое мужчин. Двоих она уже знала, а третий был лет на десять старше их, в кобальтово-синем старомодном костюме с желтым кожаным галстуком.

Двое мужчин залезли в салон, чтобы забрать ее.

– Это незаконное лишение свободы, – твердо и деловито сказала она. Этими словами она пыталась как-то восстановить реальность, хотя бы для себя. Она не была больна, а они не были персоналом больницы – она была главным комиссаром, а они – бандитами. В лучшем случае. Еще можно было сказать, что они – преступники, а она – жертва.

Нет, она не хотела быть жертвой!

В салоне было недостаточно места, чтобы в одиночку бороться с двумя. Каждый из мужчин сосредоточился на одной из ее рук, они хотели взять ее под контроль и вытащить наружу.

Более неосторожного она ударила ногой в ребро, и он сразу начал задыхаться. Он смотрел на нее неверящим взглядом и ощупывал обеими руками пораженное место, своей растерянностью дав ей возможность нанести удар в нос.