Ярость

Нееле положила несколько купюр из добытых шантажом денег себе в сумочку. Одной сотней она заплатила за шоколадные конфеты, другой – за выпечку. Третьей – за цветы.

Все оказалось очень просто. Никто не высказывал подозрений, не бросал на нее странных взглядов. Теперь у нее были не только подарки для матери Юстуса, но и купюры по двадцать и пятьдесят евро, чтобы сунуть в карман персоналу. Им было нельзя брать деньги, но все же они им радовались.

Нееле каждый раз говорила:

– Не стесняйтесь, мы же знаем, как ужасно недооценивается ваша работа. Мы очень благодарны за все, что вы делаете для нашей мамы, – и иногда еще добавляла: – А мой муж довольно хорошо зарабатывает.

Раньше раздавать подарки и деньги всегда было задачей Юстуса. Сегодня она впервые взяла эту роль на себя и засунула симпатичной сотруднице Улле Хертлинг в передник пятьдесят евро.

Ее свекровь макала пряники в кофе и с наслаждением жевала. Нееле знала, что Юстус очень любит мать, но когда видела, как та смотрит на сына, то понимала, что эта женщина по-прежнему имеет над ним власть. Она хотела гордиться сыном и гордилась им. Он всегда носил аккуратный костюм, когда приходил к ней. И галстук, пусть и нарочито небрежный.

Для его матери было важно, чтобы он чего-то добился в жизни. Может, поэтому он решался на рискованные сделки? Может, он по-прежнему был маленьким мальчиком, пытавшимся произвести впечатление на мать? По-прежнему пытался превзойти брата, успешного кардиолога из Бремерхафена?

Да, его брат всегда был любимым сыном. Желанным ребенком. Не случайным последышем, как он. Брат даже получил двойное имя: Феликс-Йонатан, а он был вынужден довольствоваться одним-единственным: Юстус.

Но теперь у блестящего специалиста не хватало времени на мать, и он жил слишком далеко для регулярных посещений. В лучшем случае он звонил по субботам, каждые четырнадцать дней – если вообще звонил.

Юстус одержал победу благодаря своему упорству. В отличие от брата он всегда был рядом.

– Раньше, – частенько рассказывала пожилая дама, – когда мой Юстус еще ходил в гимназию, он иногда готовился к тяжелым проверочным работам всю ночь. Феликс-Йонатан, наоборот, быстро усваивал материал. Но Юстусу приходилось много работать. Его брат прочитывал страницу и мог рассказать ее практически наизусть. Заучивать формулы, зубрить слова – все это давалось Юстусу с трудом. По утрам, когда он уходил в школу, говорил мне на прощанье: «Я справлюсь, мама. Я напишу сегодня работу только ради тебя!»

В те времена он приносил домой пятерки и четверки, словно подарки. И теперь, в доме престарелых, Нееле вдруг поняла, что Юстусу по-прежнему важно произвести впечатление на мать.

Уже распрощавшись, они прошли по коридору мимо комнаты с открытой дверью. Оттуда пахло мочой и средством для дезинфекции. Толстый мужчина сидел в кресле-коляске перед клеткой для птиц и насвистывал волнистому попугайчику мелодию, которая показалась Нееле знакомой. Но она не знала откуда. Нееле дружелюбно кивнула ему.

Уже возле машины она спросила у мужа:

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Да, – ответил он, – она тоже пьет воду. Любит свой кофе и… Мы должны позаботиться о том, чтобы с ней ничего не случилось.

– Может, возьмем ее на несколько дней к себе? Мы могли бы делать ей кофе из минеральной воды.

– Нет, – ответил он, садясь в машину. – Мы не справимся. Ей нужен полноценный уход. У нас нет специальной кровати, а когда курс обвалится, мне нужно будет постоянно сидеть за компьютером. В эти дни все обострится. Тогда все это ляжет на твои плечи, а у тебя будут другие заботы – заметать следы и…

– Но что ты предлагаешь? Хочешь запретить ей пить водопроводную воду? С тем же успехом можно сразу сдаться в полицию.

– Нет. Просто мы должны нанести прицельный удар. Ты же можешь позаботиться о том, чтобы не затрагивать Эмден или хотя бы ее часть города…