– Представляешь, на эту штуку можно снимать фильмы! – воскликнула Эдельтраут и победоносно подняла телефон.
Руперт изобразил изумление.
Беата встала с удивительно виноватым видом и спросила мужа, не принести ли ему пива. Руперт остолбенел. Он не мог вспомнить, чтобы хоть раз слышал от нее такой вопрос.
– Я бы предпочел виски, – ответил он и попытался посмотреть на Беату взглядом Хамфри Богарта, когда тот оценивал женщину и одновременно зажигал сигарету. Но то, что удавалось Богарту столь эффектно, у Руперта смотрелось нелепо – и вовсе не потому, что Руперт бросил курить. Дело не клеилось у него и раньше, с сигаретами.
Беата осторожно прикоснулась к своему лицу и ощупала губы.
– У меня там что-то есть? – спросила она.
Руперт не ответил. Он лишь продолжал смотреть на нее взглядом Богарта, и Беата вопросительно глянула на мать. Та ответила глазами: «
Эдельтраут откашлялась, как всегда делала перед своими знаменитыми головомойками. Только на этот раз выражение ее лица было не таким суровым. Она даже попыталась улыбнуться Руперту, что далось ей очень нелегко.
– Беата хочет тебе что-то сказать.
– Мама, я справлюсь сама.
– Разумеется. Я и говорю.
Руперт встал в позу. Судя по всему, его ждут извинения. И он хотел принять их достойно.
Он пролистал в памяти несколько сцен из фильмов. Как лучше всего реагировать на извинения?
Его жена заговорила, опустив взгляд перед собой, на стол:
– Я… То есть мы… В смысле мы обе…
Руперт выдал свою любимую фразу Богарта из «Касабланки». Сперва в оригинале:
– Here’s looking at you Kid.
Она подняла взгляд, и он перевел:
– Смотри мне в глаза, малышка.
– Кай нам все объяснил, – сказала она. – Мы вели себя как истеричные идиотки.