Ярость

– Я вам не дешевый доносчик. Я не собираюсь делать из себя идиота, чтобы вы покрывали мои грязные дела. Мне нужны не просто деньги. Я хочу наконец стать свободным! Да-да, не улыбайтесь. Я влюбился, и мне давно не было так хорошо, как теперь. Тюрьма не сломала меня, но сделала из меня другого человека. А теперь я назову вам свои условия: я больше не хочу бегать. Я хочу остаться здесь, в Остфризии. Хочу жить нормальной жизнью, чтобы меня оставили в покое. И ездить в другие страны в качестве туриста, а не беженца с новой личностью.

Генцлер стоял у края дамбы и смотрел снизу вверх на Гроссманна. Иногда, в короткие, тайные моменты, которых он потом стыдился, он хотел быть таким, как Гроссманн. Тот жил как-то насыщеннее. Плевал на правила и законы. Просто был собой. А если это переставало ему нравиться, то менялся. Он не задавался постоянным вопросом, как стать лучше. Пробовал разные пути. Менял стороны, как перчатки. Был отчасти бандитом, отчасти полицейским. Извивался между добром и злом.

Гроссманн казался ему невероятно свободным человеком. Он не стыдился говорить в подобной ситуации о любви к женщине, которая запросто годилась ему в дочери. Да, черт подери, он завидовал этому подлецу и его эгоистичной, естественной манере отстаивать свои интересы, наплевав на насмешки и сопротивление.

Ему было совершенно все равно, что подумают о нем другие. У него было лишь одно мерило: собственное благополучие.

Гроссманн жестом пригласил Генцлера подняться к нему. Теперь они стояли, беззащитные от ветра. Гроссманну это нравилось. Генцлер поднял воротник повыше и натянул на уши шапку. Он боялся простудиться.

Гроссманн притянул Генцлера к себе, как старого приятеля, которому хотел что-то прошептать на ухо:

– Разве здесь не прекрасно? Море. Небо. И мы. Кто не может этого почувствовать, тот уже мертв.

Генцлер прекрасно знал, что Гроссманн всего лишь пытается обойти снайперов. Теперь никто не решится выстрелить.

«Да уж, ты хитрый лис, – подумал Генцлер. – Прошел через огонь и воду. Теперь ты можешь спуститься по дамбе на сторону моря, а там ты спокоен. Целая дамба в качестве щита от пуль, ловко придумано. Пока мои люди сюда доберутся, ты давно растворишься в темноте. При этом ты прекрасно знаешь, что никто из моих людей тебе толком ничего не сделает. Они здесь ради моей защиты. Не больше».

– Я требую три головы, – заявил Гроссманн. – Серкана Шмидтли, Анны Катрины Клаазен и ее мужа, этого Франка Веллера.

Он ободряюще похлопал Генцлера по плечу.

– Я не требую, чтобы это делали вы или ваши люди. С удовольствием расправлюсь с ними сам, раз вы не в состоянии. А потом уйду на покой. Возможно, стану отцом, обзаведусь семьей и…

– Вы хотите, – переспросил Генцлер, – чтобы я прикрыл вас для убийства этих трех людей?

Гроссманн важно закивал.

– Генцлер, Генцлер, я понимаю, Серкан для вас – тяжелая потеря. К тому же все трое – ваши люди. К счастью, госпоже Клаазен и Веллеру замену найти будет нетрудно… Но только подумайте, что вы получите взамен. Как спаситель Остфризии… Ой, что я говорю, Остфризии… Европы! Всего мира! Сначала вы можете предъявить чемодан, а потом – целую лабораторию. Только представьте, что могут натворить эти люди! Они продают химическое и биологическое оружие по всему миру, тем, кто предложит больше всех денег. Это огромный рынок. Среди их клиентов – и террористы, и правительства! – Он постучал себя пальцем по лбу: – А здесь, внутри, есть адреса. Генцлер, вы потеряете трех человек, но спасете тысячи.

– Я… Чего вы, черт побери, хотите от меня? Я не могу их вам просто выдать. Могу позаботиться о том, чтобы Веллера и Клаазен перевели в другое место или вообще отстранили от службы. Она и так уже в психушке.

Гроссманн улыбнулся.

– Теперь нам остается позаботиться только о том, чтобы она покинула ее не в качестве излечившейся, а в качестве трупа. Суицид в психиатрической клинике с помощью лекарств для вас не проблема. Веллера я возьму на себя. Горячую голову вызовут на кражу со взломом, и там он получит пулю. Он умрет героической смертью полицейского. Серкана бы я предпочел еще разок переехать машиной, или думаете, ему лучше утонуть в ванне?

– Вы ничего такого не сделаете, а просто назовете мне адреса, – резко потребовал Генцлер.

– Вы правы. Я ничего не сделаю. Я просто озвучил вам предложение, а теперь отправлюсь к своей новой подруге, чтобы насладиться с ней вечером. А потом, когда вы выполните мои требования, господин Генцлер, то получите от меня адреса. Но до этого не произойдет ничего. Хорошего вечера.