Хотела прошмыгнуть тихонечко к себе, поскулить, побить кулаком в стену — да что же это такое!
Но в коридоре ее поджидал Чайник.
— Ты где гуляешь?
— В морге.
— И что?
— Все то же самое, — говорить про небольшие вариации в виде,,, Арина не стала.
Чайник недовольно дернул бровью:
— Работай, Вершина! За смерть журналистки нас на вилы поднимут, ты это понимаешь?
Погибшую Арине и самой было жалко, но что это за принцип: за смерть журналистки — на вилы? А обычных девушек — цветочниц, клерков, официанток — получается, можно убивать? То есть тоже нельзя, но такого шума не будет. Все равны, но некоторые равнее. Так, да? Хуже всего, что Чайник был прав: все эти как бы журналисты и не пойми куда блогеры за равенство перед законом ратуют лишь на словах. И эта начальническая правота была невыносима. Поэтому ответила Арина почти зло:
— Мне надо было к ней персональную охрану приставить?
Начальник, как ни странно, в бутылку не полез, ничего в духе «ты как с руководством разговариваешь?» не произнес и про субординацию вообще не поминал. Наоборот, вздохнул:
— Иди работай. И дай уже хоть какой-нибудь результат!
— Да, Петр Ильич, я понимаю.
— Понимает она! — донеслось уже в спину.
Но даже это прозвучало механически, без должного возмущения.
Нет, все-таки быть начальником — это ужасный ужас. Вроде и власть у тебя — для кого-то это бывает важно — но ведь и клюют все кому не лень.
Фанни, Доменика, Ольга, Регина…
Арина повторяла эту последовательность уже в миллионный, кажется, раз — но ослепительная вспышка озарения (сатори, инсайта, хоть горшком обзови) все никак не желала вспыхивать посреди меланхолически темного мозга.
Черт! Ну должна же быть в этом перечне хоть какая-то закономерность!
Должна, да.