Во рту, как будто она уже начала грызть ремень, стоял мерзкий, едко-кислый вкус. И немного почему-то сладкий. Гадость какая! Погоди, сладкий?
Они с Миленой провожали Чарли на тренировку. Потом отправились в соседний торговый центр «кутить» — есть вредное мороженое и пить еще более вредную газировку. Милка принялась рисовать фантазию на тему спящей на подоконнике кошки… потом…
Потом… что же было потом? Девушка-туристка спросила дорогу… нет, не дорогу… у нее была карта Питера, и она попросила помочь… обычное дело. Русоволосая, в джинсах и футболке, из тех, кого запомнить невозможно, и из-за этого кажется, что ты человека где-то уже видел. Типовая внешность.
Ах, нет, не карта! Но девушка точно просила помочь. Кажется, она подвернула ногу…
Дальше в голове клубился туман. Кажется, Мирра села за руль — да, точно, она же вспомнила мешавшую выехать «газель»! Но, значит, Милена должна была сидеть рядом?
— Милена, — позвала Мирра почему-то шепотом. Вряд ли похититель — или похитители? — мог ее слышать, но говорить громче было страшно. — Милена! — повторила она, леденея от подступающей к горлу паники. Что, если дочь не отзовется?
И — еще страшнее — что, если отзовется?!
Профессор Васильев, встретив Арину на крыльце, махнул, сморщившись, равнодушным охранникам, сопроводил ее в приемную комиссию, коротко о чем-то переговорил с невзрачной женщиной в сером костюме и стоял над душой все время, пока Арина перебирала личные дела отсеянных абитуриентов.
На одно из «диковинных» имен он покачал головой:
— Этого я помню. Леопольд Штейн. Затюканный такой юноша. Папа у него ресторатор, очень скандалил, когда мальчику отказали в приеме.
— Почему вы думаете, что это не он?
— Я помню, что он исполнял на прослушивании, — равнодушно сообщил Васильев, подошел к пианино в углу (Арина подумала: сколько же здесь инструментов, в каждой комнате, что ли?) и проиграл мягкую, почти слащавую мелодию. — Ноктюрн. Ничего собственного, сплошные цитаты из немецких романтиков. Не то чтобы плагиат, но очень близко. Причем даже со словами.
— Понятно, — кивнула Арина.
Перебрав все личные дела, она отобрала троих — по принципу нестандартности имени. Стефан Подолянский, Юлий Минкин и Харитон Седых. Переписала и на всякий случай сфотографировала данные, поблагодарила серую женщину и кивнула Васильеву — пойдемте, мол.
За дверью кабинета стоял высокий, чуть седоватый брюнет, за руку которого держался мальчик лет семи-восьми.
— Женя! — бросился к ним профессор Васильев и, обернувшись к Арине, пояснил. — Это Женя, Евгений Васильевич Строганов.
— Я догадалась, — Арина кивнула на мальчика. — С Чарли мы уже виделись. А вы муж Мирры.
— Именно, — подтвердил брюнет. — Антон Палыч, чего ты панику развел? Можно подумать, в первый раз. Ты что, Мирку не знаешь? Она, если ее что-то увлечет, про все на свете может забыть. Может, встретила кого-то, к вам же вечно то итальянцы, то французы, то австрийцы приезжают. Даже если ты не в курсе, ты же не можешь обо всех делегациях знать. Особенно, если это не делегация, а так, самостоятельное путешествие. Может, Мирра столкнулась с кем-то, ее позвали… ну не знаю, в какой-нибудь пансионат, поэтому телефоны недоступны, мало ли у нас в области таких мест. Тем более, машины тоже нет, значит, она своим ходом оттуда уехала. Может, у тех, кого она встретила, машина сломалась, Мирка, конечно, рада помочь коллегам, повезла их куда-то…
— И Милену с собой потащила? У девочки занятия в школе…
— Чтобы школу прогулять, Милка на что угодно согласится. Объявятся они к вечеру, ну максимум завтра, никуда не денутся, Чего сразу про ужасы всякие выдумывать?