— Сказал же — ладно. Подходящая хоть ниточка-то?
— Канат. Джутовый. Двадцатка. Давай я тебе все по дороге расскажу?
— И то верно. Где тебя подхватить?
Приехал он на изумление быстро.
— Кир, я тебе говорила, что ты гений? — радостно заявила Арина, едва усевшись на пассажирское сиденье оперской «тойоты». Если да, неважно, правильную вещь можно и повторить, — она тараторила, старательно отгоняя мысли о Мирре Михайловне. Вдруг ее исчезновение — вовсе не дурацкое стечение обстоятельств, а следующий ход в страшной игре музыкального психа? А с ней еще тоненькая улыбчивая Милена… Нет-нет, нельзя так думать, они сейчас веселятся в каком-нибудь пригородном пансионате. А про телефоны просто забыли — или Мирра отправила мужу сообщение, а сообщение пропало. Ведь сообщения же могут пропадать? Конечно, с Миррой и Миленой все в порядке! И пронзительное рваное «ми» не имеет к ним никакого отношения! Надо так думать — и тогда так и будет!
Мысль — дикая, неуместная — проплыла в голове темной страшной тенью: Регина написала про беспомощность следователя Вершиной — и стала жертвой Имитатора, Мирра Михайловна поговорила с Ариной — и пропала. Что, если нотная последовательность — лишь внешняя оболочка, что, если Имитатор играет именно с ней, с Ариной? Поймай меня, если сможешь! Мысль была жуткая, пришлось собрать в кулак все запасы здравого смысла: ты что, матушка, у тебя мания величия начинается? Чего выдумала? К первым-то жертвам ты точно не имеешь никакого отношения. Или все-таки… Она изо всех сил попыталась вспомнить — может, где-то, когда-то, случайно… Нет. Нет, ничего. Кажется, она просто прикладывает известные случаи — маньяки, кайфующие от игры с сыщиком, в истории следствия не редкость — а ей просто не хочется думать о Мирре и Милене?
Пронзительное, троекратно повторенное «ми» — как птичий крик.
Троекратно… Троекратно?
Киреев глядел на Арину не столько удивленно, сколько оценивающе:
— Что-то случилось?
— Нет-нет. Ну… я думаю, что нет. Но ты все равно гений. Если бы ты не обратил внимания на скамейки, я никогда ни о чем не догадалась бы! Так что все лавры — тебе.
— Погоди, как это, ведь выяснили же, что скамейки ни при чем? Ну то есть компания «Мирон энд Ко» не имеет к нашим жертвам никакого отношения. Или…
— Компания и сам Мироненко — не имеют, а скамейки как раз очень даже имеют отношение. Там по пять горизонтальных брусьев на каждой, понимаешь?
— Два раза по пять, на сиденье и на спинке… Погоди… Хочешь сказать, скамейка — это имитация нотного… как эта штука называется, на которой ноты пишут?
— Нотный стан она называется. И да, скамейка имитирует нотный стан.
— А каждая жертва — нота? Черт! То-то у них имена такие дикие. Фанни, Доменика, Ольга которая Ляля и репортерша эта Регина. Фа, до, ля, ре.
— И прически еще! Это же флажки, которыми нотные длительности обозначают!
— И черным он их красит для пущей наглядности. И ясно, как выбирает. Мы все понять не могли, почему именно эти…
— И почему? — слегка удивилась Арина. Увидев в именах — мелодию, она так обрадовалась этому прорыву — ну как же, связь между жертвами обнаружилась! — что кинулась отыскивать музыкальный источник, и даже не задумалась о том, как убийца находит своих жертв. Тоже мне — вопрос, нынче-то, в эру социальных сетей и прочих интернет-ресурсов. А вот Киреев — задумался.
— Ты что, проверяешь меня? У каждой из девушек на работе — какая-никакая, а униформа, а главное — бейджики с именами. Журналистка-то в газете прописана, а у остальных имя на бейджике, ходи и высматривай, что тебе нужно. Вплоть до весовой категории, кстати. Я сперва-то на соцсети грешил, но там ведь не поймешь — настоящим именем страница называется или чистая Фата Моргана. И ведь глядел на их фоточки из сетей — в том числе и с бейджиками. И ничего в башке не щелкнуло. Ну редкие имена, и что? А у нас тут, выходит, музыкальный мотив наличествует. Во всех смыслах этого слова.