– Что это с вами? – спросил он.
– Наверху в классе математики камнем разбили стекло только что, меня ранило осколком.
– Что у вас тут творится? – поинтересовался старший в группе медиков. – Ведите к директору.
Охранник, беспомощно оглядываясь (он явно не был готов к чему-либо сложнее проверки удостоверений), поднес рацию ко рту.
Ларин направился к приемной. Придется объяснять, откуда у него ключи от кабинета директора. Аннушка до сих пор не явилась, учителя обсуждали и это недоразумение.
Открыв дверь в кабинет директора, он пропустил бригаду внутрь. Сзади приглушенно галдели, напирая, учителя – все старались заглянуть в щелку, посмотреть – что же случилось.
– Что-то с директором… кажется, ей плохо, – слышал Ларин. – Господи… не может быть… где же Аннушка?
– Закройте дверь, – послышался властный голос врача скорой, высокого парня в очках.
– А что она под столом делает? – спросил второй парень, очень молодой и крепкий, Ларин видел, как он присел возле директорского стола, вытянув руки.
С трудом затворив дверь, он остался с бригадой в кабинете. Взгляды обратились к нему.
– Вы ее нашли? – спросил старший.
– Мертва, – сказал тот, что опустился на колени за столом.
Ларин молчал. Если ответить им, что он, это может грозить неприятностями, а если не он – откуда у него ключи от кабинета?
– Секретарь оставила ключи, у нее пожар дома. Наверное, она и звонила.
Девушка-фельдшер кивнула. Да, вызов оформлен на секретаря. Но…
– Эй, – вскрикнул молодой доктор. Его голова показалась из-за стола, в ушах болтались трубки стетоскопа. – Да она жива! Гена, скорей сюда!
Старший встрепенулся, подскочил к столу, щелчком распахнул чемоданчик. На ходу оба нацепили резиновые перчатки.
– Держи маску, – старший передал молодому маску, тот надел ее на лицо Надежды Петровны и начал качать воздух, нажимая на грушу.
– Адреналин, гепарин пять тысяч, – бросил Гена девушке. Та уже суетилась возле чемоданчика.
Ларин взмок. Получается, он оставил директора умирать под столом. Надо было сразу вызвать скорую, надо было… глядя на четкие действия бригады, он подумал, что вряд ли простит себе это когда-нибудь. Но… она же послала Скокова в этот гребаный специнтернат, это адское училище для отморозков, она знала, она санкционировала все это, и, даже если представить, что суд на самом деле был… и Скоков виновен… разве она могла так поступить? Как?