– Мм… холодные.
Записав, официант выжидающе посмотрел на нее. Бев молчала, и тогда он спросил, что еще она будет.
– Это… все.
Покачав головой, официант удалился.
– Я ем много артишоков, потому что, когда бегаешь, теряешь натрий, а в артишоках много натрия.
– Точно.
– На десерт я возьму что-нибудь с бананами, потому что бананы богаты калием. Вместе с натрием организм для равновесия должен получать и калий.
Я знал Беверли как уравновешенную молодую женщину, может быть, чересчур строго относящуюся к себе и склонную к самобичеванию. Сидящая напротив подвыпившая шлюха была мне совершенно незнакома.
Бев что-то говорила о беговых марафонах до тех пор, пока не подали еду. Когда перед ней поставили тарелку с артишоками, она сначала недоуменно уставилась на них, затем начала аккуратно отщипывать лепестки.
Мое блюдо оказалось несъедобным – салат скрипел на зубах, курица подгорела. Я принялся возить ее по тарелке, делая вид, будто ем.
Когда Бев наконец полностью распотрошила артишок и, похоже, успокоилась, я спросил, о чем она хотела поговорить.
– Это все очень трудно, Алекс.
– Если не хочешь, можешь ничего не рассказывать.
– Я чувствую себя… предателем.
– По отношению к кому?
– Проклятие! – Она смотрела куда угодно, только не на меня. – Быть может, это все пустяки и я напрасно раскрываю рот, но у меня из головы не выходит Вуди, и я гадаю, как скоро начнутся метастазы – если они уже не начались, – и я хочу что-нибудь сделать, чтобы не чувствовать себя такой беспомощной, черт возьми.
Кивнув, я ждал. Бев поморщилась.
– Оджи Валькруа знаком с той парой из «Прикосновения», которая приходила к Своупам, – наконец сказала она.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела, как он разговаривал с ними, обращался к ним по именам, и спросила у него. Он сказал, что один раз бывал у них, ему там показалось очень спокойно.