ДНК

Еще неприятнее было сознавать, что Рикхарда постигла та же участь. Хотя он и не нес ответственности за подозреваемого, участие в допросе делало его в глазах всех не менее виновным, чем Хюльдара. Рикхард вошел в комнату для допросов героем дня, а вышел из нее лузером. Так что падать ему пришлось с немалой высоты. Впрочем, он перенес падение с присущим ему стоицизмом, не зацикливаясь на прохладном обращении со стороны своих коллег. Хотя это вовсе не значило, что он воспринял ситуацию с легкостью: сейчас в отделении Хюльдар общался только с Рикхардом и не мог не заметить, как сильно на него повлияло случившееся с Карлом.

Картинная рама хранила на себе свидетельства неудачного падения. Первоначально Хюльдар поставил ее на пол слишком близко от двери, и та однажды врезалась в нее. Повреждения были почти незаметны, но ему стоило поскорее найти молоток и гвоздь, пока не случилось чего похуже. В картине не было ничего примечательного – он купил ее в туристическом магазине в центре города по дороге домой после похода в паб с приятелями. Это была фотография восхода солнца над скалами Рейнисдрангар; от нее веяло одновременно оптимизмом и неясной тревогой. Не требовалось особой интуиции, чтобы понять почему: солнце с его обещанием нового дня вселяло надежду на лучшие времена, а поднимавшиеся из моря черные остроконечные скалы напоминали, что жизнь – не прогулочное плавание.

На столе перед Хюльдаром лежал отчет о пропаже вещдоков из хранилища; изучить его – задача на сегодняшний день. Теперь, когда убийство в некотором роде раскрыто, у него было время этим заняться.

Хюльдар не мог полностью удовлетвориться исходом расследования, но изменить что-либо было не в его силах. Карл вряд ли когда-нибудь будет способен дать свое описание истории – он находился в реанимации, и каждый день для него мог стать последним. Доказательств его вины было более чем достаточно, поэтому Хюльдару придется попросту смириться с тем, что некоторые аспекты никогда не будут полностью объяснены.

Куча экспертов, прослушав запись допроса, выдвинули теорию о том, что Карл использовал для убийств разные устройства, чтобы избежать нанесения ран или других телесных повреждений собственными руками. Все, что ему нужно было сделать, – это нажать на кнопку. По прочтении этих выводов у Хюльдара от удивления поползли вверх брови. Как можно было сделать вывод о том, что убийства совершались нажатием кнопки? А те изуверства, что имели место до нажатия, выходит, не в счет?

Также не давало ему покоя и телосложение Карла – по сути, низкорослого хлюпика; оставалось неясным, как ему удалось одолеть своего друга, который был намного крупнее его. Даже Элиза выглядела сильнее Карла. Из всех жертв он, пожалуй, мог справиться лишь с Аустрос, и то лишь потому, что был намного моложе ее. Известно, что ярость и ненависть могут придавать людям сил, но в том-то и крылась проблема: невозможно было понять, что могло довести Карла до такой ненависти к двум женщинам, которых он совсем не знал. Объяснение этому Карл забрал с собой в кому.

Неясным осталось и то, откуда он узнал, где находилась Маргрет и что Фрейя проживала не в Граварвогуре, как указывали телефонный справочник и все официальные данные, а в Гранди. Согласно его ноутбуку, он не разыскивал информацию о Фрейе в Интернете. Возможно, воспользовался для этого каким-нибудь из университетских компьютеров, но найти его полиции не удалось.

Тем не менее было ясно, что вначале Карл располагал официальным адресом Фрейи в Граварвогуре и попытался устранить там собаку, не зная, что Фрейя вовсе не была ее хозяйкой. Затем, осознав свою ошибку, напал на правильную собаку по правильному адресу. Но как он до этого додумался, да и вообще откуда знал о существовании Фрейи и о том, что у нее есть собака, оставалось загадкой. Возможно, это так никогда и не прояснится.

Если б у него в самый неподходящий момент не случился инсульт, он обязательно выложил бы все карты на стол, как в конце концов делали все. Особенно после того, как его друг Бёркур сломался на допросе и не осталось никого, кто мог бы поддержать россказни Карла о таинственных номерных станциях и прочей ерунде.

Хюльдар попытался вспомнить, когда должен был уехать брат Карла, Артнар Петурссон, – сегодня или завтра? Довольно своеобразный тип, он предоставил полиции гораздо больше информации о подозреваемом, чем эксперты, изучавшие запись допроса. Впрочем, это было неудивительно – ведь Артнар знал брата всю свою жизнь. Однако он не мог объяснить, как за годы, прошедшие со времени его переезда за границу, Карл смог превратиться из самого обыкновенного, помешанного на радиолюбительстве парнишки с очень ограниченным кругом друзей в безжалостного убийцу.

Его предположение сводилось к тому, что Карл, по всей видимости, пережил нервный срыв, когда их приемная мать наотрез отказалась рассказывать об их биологических родителях. Поначалу Хюльдар еле удержался от улыбки, настолько странной показалась ему эта идея, но чем дальше он слушал Артнара, тем больше склонялся к его теории. Если взять в расчет отчаяние, в каком пребывал сам Артнар из-за невозможности узнать информацию о своей семье, вполне можно было понять, как Карл в безнадежных попытках разыскать своих родных сорвался с катушек.

Хюльдара удивило, насколько Артнар был одержим желанием раскрыть личность своих родителей. Их приемная мать явно старалась оградить Карла, не хотела травмировать его тем фактом, что его родная мать имела генетическую[31] предрасположенность к инсульту. Она забеременела совсем молоденькой, после случайной связи с дорожным рабочим, и заболела вскоре после рождения сына. К тому времени, когда Карлу исполнилось два годика, она была уже так больна, что не могла о нем заботиться. Органы опеки разыскали отца, но тот не решился взять на себя воспитание такого маленького ребенка, и поэтому Карл был отдан на усыновление.

Вскоре, после нескольких повторных инсультов, его мать умерла; ненадолго пережил ее и отец Карла, погибший в результате несчастного случая на работе. Таким образом, не осталось никого, кто мог бы пролить свет на его родовую историю, и полиции пришлось приложить немало усилий, чтобы собрать ее по кусочкам в одну картину.

Сначала у них было только имя матери Карла, которое им сообщил адвокат. Никто его об этом не просил – он сделал это по собственной инициативе. После потрясения в комнате для допросов он, похоже, стремился всеми силами откреститься от этого дела. Среди прочего, адвокат передал в полицию заметки, сделанные им во время допроса, а также несколько пунктов, которые он отметил, когда остался с Карлом наедине. Хюльдар пробежался по ним, но не нашел ничего для себя полезного. На самом деле продраться через неразборчивые каракули было очень непросто, особенно через комментарии, записанные адвокатом в самом конце.

По имени биологической матери Карла полиция вышла на ее брата. Он был жив и в прекрасном здравии и не сразу, но все же согласился рассказать им то, что знал об этой истории. Его первоначальное нежелание ворошить прошлое было вызвано чувством стыда за то, что в свое время он не взял маленького племянника к себе. Как он признался Хюльдару, тогда ему казалось, что у него и без Карла было достаточно приговоренных к смерти родственников. Но теперь, став старше, он понял, что все в конце концов там будут, независимо от наследственности.

В те годы было невозможно установить, унаследовал Карл этот ген от матери или нет, и, как следствие, немногие были готовы усыновить ребенка, который мог умереть от инсульта до своего тридцатилетия. Считалось, что вероятность наследования была пятьдесят на пятьдесят.

Лишь одна женщина, работавшая в социальной системе, заявила о своей готовности усыновить Карла, но с условием, что его происхождение будет держаться в секрете. Она не хотела, чтобы мальчик рос под страхом нависшего над ним топора. Ее можно было понять: никто с уверенностью не мог сказать, был ли у Карла этот ген, а если и был, мог он проявиться или нет.

Полиция получила подтверждение, что все данные о происхождении Карла были удалены из системы. Оказалось, что в прошлом это не было единичным случаем – такое практиковалось, особенно когда приемные родители были социальными работниками или имели хорошие связи. В настоящее время такое было бы невозможно, так как право ребенка знать свое происхождение закреплено законом.

В свете всего этого было трудно понять стремление Артнара узнать историю своего рождения. Если она была чем-то похожей на историю Карла, то не лучше ли было для него вообще ее не знать? Но он не переставал задавать вопросы, отчаянно пытаясь выяснить, откуда Карлу удалось добыть имя своей биологической матери. Он не раз приходил в отделение, чтобы спросить, не найдены ли какие-нибудь документы во время обыска, но, к сожалению, ответ всякий раз был отрицательным. И каждый раз, уходя, Артнар говорил одно и то же: «Позвоните, пожалуйста, если найдете хоть что-нибудь; неважно что».

Мимо открытой двери кабинета прошел Рикхард, и Хюльдар окликнул его. После разговора с Карлоттой ему удалось затолкать чувство вины в дальний закоулок своего сознания. Ну, может, не совсем уж в самый дальний – оно все же всплывало время от времени, но этого было достаточно, чтобы не вести себя в присутствии Рикхарда как идиот. За это он будет вечно благодарен Карлотте.