– Помнишь, мы с тобой говорили о героях? Что нельзя стать героем, если не приложить усилий? – Маргрет кивнула; она сидела, наклонив голову, и волосы почти полностью закрывали ее лицо, но было нетрудно угадать на нем выражение отчаяния. – Если ты наберешься храбрости и скажешь мне, что слышала, то будешь настоящим героем. Это не займет много времени, зато потом тебе станет легче. Иногда очень полезно рассказать о том, что сидит там, в голове, и не дает покоя.
Маргрет принялась медленно покачивать ногами. Ее движения не были легкими и непринужденными; скорее выглядело так, будто она была заводной игрушкой, но у нее кончался завод. Наконец девочка сделала глубокий вдох и, подняв голову и легонько покусав нижнюю губу, снова заговорила. Ноги снова неподвижно застыли над полом.
– Мама плакала, потом спросила, хочет ли он сделать больно и нам тоже. Я закрыла уши, но слышала это. Потом открыла уши – я хотела услышать, если он скажет «да». Но он сказал, что не будет сейчас это делать, что есть другая женщина, которой он должен преподать наглядный урок. – Девочка, казалось, очень тщательно подбирала слова, стараясь как можно точнее передать услышанное; потом, подняв взгляд на Силью, спросила: – Почему «преподать урок»?
– «Преподать урок» – значит что-то объяснить… – Силья запнулась и, чтобы скрыть замешательство, сменила позу. – Не думай об этом, иногда взрослых трудно понять… – Она искоса бросила быстрый взгляд на стекло в надежде на помощь.
– Спросите ее: может, он сказал, что это за женщина и как ее зовут.
Хюльдар выпалил это слишком громко, Силья чуть заметно поморщилась и легонько дотронулась до уха, напоминая им об осторожности. Затем снова сосредоточилась на Маргрет.
– Этот мужчина, он сказал, что это за женщина или что-то еще о ней?
Маргрет потрясла головой:
– Нет, он просто сказал, что сделает с ней то же, что и с мамой. – На мгновение замолкла, потом, набрав в легкие воздух, продолжила: – Я видела маму, он заклеил ей глаза.
Силья осторожно откашлялась. Она была к этому подготовлена – ей показали фотографию тела Элизы на месте преступления, которую Хюльдар принес с собой. Они сочли это необходимым, на случай если Маргрет заговорит о чем-то, указывающем на этот кошмар. Фрейя тоже видела эту фотографию; ей потребовалось некоторое время, чтобы разобрать, что там запечатлено. Когда же ее мозг, просеяв изображение, расставил все по своим местам, она непроизвольно отвела от фотографии глаза.
– Ты вылезла из-под кровати?
– Нет, мама заглянула под кровать. Но она ничего не видела. Только погладила меня и сказала: «Тс-с-с…» А потом этот плохой человек дернул ее назад.
– Это было очень разумно с маминой стороны – она не хотела, чтобы этот человек знал, что ты была под кроватью. Вот видишь, мама вовсе не хотела, чтобы ты оттуда вылезала. Она хотела, чтобы ты сделала то, что ты и сделала. И после этого ты так и лежала там?
Хюльдар быстро наклонился к микрофону:
– Не теряйте нить разговора, спросите, может, она слышала еще что-то?.. Все идет хорошо.
– Маргрет, а после того, как этот человек дернул маму назад, он сказал еще что-нибудь?
– Да, историю. Он хотел рассказать ей историю, но я зажала уши. Я не хотела слушать его историю; она, наверное, была плохая. Потом он ничего не говорил, и мама тоже.
Какое-то время никто не мог произнести ни слова. Первой пришла в себя Силья – ей нужно было продолжать как ни в чем не бывало.
– Но скажи мне другое, Маргрет: как насчет твоих глаз? Они у тебя были закрыты? Я знаю, что ты видела маму, когда она сказала тебе лежать тихо. Значит, ты открывала их – ну, хотя бы иногда?
Силья старалась подбирать слова осторожно, произнося каждое, будто оно было из тончайшего хрусталя. Но Маргрет молчала.