– Сундук? Нет. Я и так знал, что он пустой. Чего его открывать?
Вместо ответа Монтальбано взял со стола листок, перевернул и протянул Миччике.
Тот взглянул на фотографию убитой девушки, прочел сообщение о пропаже и с явным недоумением вернул листок комиссару.
– А это тут при чем?
Ответил Фацио:
– Если бы вы открыли сундук утром тринадцатого, то увидели бы ее внутри. Зарезанную и упакованную.
Реакция Миччике была неожиданной. Он вскочил, весь побагровев: кулаки стиснуты, зубы оскалены – дикий зверь, да и только. Монтальбано даже испугался, что сейчас он вспрыгнет на стол.
– Вот гаденыш, сукин сын!
– Кто?
– Спиталери! Знал ведь и ничего мне не сказал! Уже по тону его мог бы догадаться, что он решил меня подставить!
– Сядьте и успокойтесь. Зачем, по-вашему, Спиталери вас подставлять?
– Чтобы вы решили, что это я девчонку убил! Когда я уехал, в Пиццо Дипаскуале остался! И про все эти дела я ни сном ни духом!
– Вы когда-нибудь видели эту девушку поблизости от стройки?
– Никогда!
– Когда двенадцатого после обеда вы закончили работать, не помните, что вы делали?
– Откуда я помню? Шесть лет прошло!
– Уж постарайтесь, синьор Миччике, – сказал Фацио. – Это в ваших же интересах.
Миччике снова рассвирепел. Прежде чем Фацио успел его остановить, он вскочил, разбежался и со всего маху грохнул головой в закрытую дверь кабинета.
Пока Фацио силком усаживал его на место, дверь распахнулась и на пороге возник слегка обалдевший Катарелла:
– Синьор комиссар, что ли, вы меня звали?