Элла наблюдает, как Кесси вращает вок, вместо соли добавляет соевый соус и ждет момента, когда нужно уменьшить огонь. От восхитительного запаха чеснока и чили у меня урчит в животе.
— Навид сказал, что тебе, возможно, понадобится помощь, чтобы обустроить одну из комнат, — перекрикивает гул вытяжки Элла, — или позаниматься с девочками. Он говорил, что у них не все хорошо с английским.
Кесси улыбается.
— Одну минуту, — говорит она, отжимая листья китайской капусты. Вода течет с них, как с обвисшего зонтика.
С довольным видом она кладет их на свиные ножки, добавляет хорошую порцию меда, горсть кунжута. Это одно из моих любимых блюд. Неожиданно во вспышке воспоминания я вижу своего отца, такого живого, как будто он здесь, рядом. Сунув нос в кастрюлю с молочным поросенком, он с удовольствием ест блестящее сладкое мясо. Его волосы зачесаны назад, рукава ослепительно-белой рубашки закатаны до локтей.
Элла поворачивается ко мне и взглядом указывает на трех девочек-подростков в разной степени раздетости. Они по-турецки сидят за низким деревянным столом, где все подготовлено к ритуалу чаепития. Из четырех крохотных чашечек самая изящная, с извивающимся и тянущимся к своему хвосту оранжевым драконом, — для Кесси. Одна из девочек берет палочки для еды, стоящие в кружке с дезинфицирующим средством. Оглядывая меня с ног до головы, девочка одной палочкой протыкает булку.
— Tā mā de xiāngjiāo! — хихикает она.
Все трое кудахчут, как ведьмы в «Макбете»:
Я не отвечаю, не желая пока что обнаруживать свое двуязычие. Их интернационализированный расизм и ненависть к самим себе — невидимый кинжал, направленный на них же и против меня. По их искаженным лицам я понимаю, что это заученное поведение настолько укоренилось в них, что они могут только ненавидеть.
Кесси наклоняется к свиным ножкам и втягивает в себя запах, она едва не касается носом глазированной сочной мякоти. Взяв ложку, она зачерпывает немного ароматного соуса. Пробует.
— Ммм, как вкусно. Попробуй, — говорит она, протягивая мне ложку.
Я подхожу. Наклоняюсь и пробую.
— Великолепно, — говорю я. Запах напоминает мне о мире моего отца.
Она отщипывает кусочек мяса и подает мне.
— Это мясо придает сил. Hǎo?
— Хорошо, — киваю я.
— Ты говоришь на мандаринском?
Я поворачиваюсь и смотрю на трех девочек.
— Shì, — резко говорю я. — Wǒ bùshì tā mā de xiāngjiāo!
Кесси дает мне еще мяса.