Именинница

— За что хочешь. Придумай что-нибудь. Тебе ведь не впервой или как, Гренс? Как только ты позвонишь мне и скажешь, что запер клетки в Крунуберге, часы затикают, и мы внедримся, я в свою банду, ты в свою. Одновре- менно.

Пит Хоффман вдохнул теплый воздух, любуясь рассветным небом.

— Трое суток, Гренс, потом все будет кончено. Это все время, которым мы располагаем.

Эверт Гренс так и не смог определить, в какой церкви на Кунгсхольмене так красиво били часы. Звуки разносились ветром, — то громкие, то тихие, иногда оглушительные, другой раз похожие на осторожный шепот. В то утро пять отчетливых металлических ударов донеслось до Гренса в коридоре полицейского отделения, таком же пустынном, как и всегда в это время, разве более светлом.

Прошло немало времени, прежде чем Гренс достиг дверей своего кабинета. По пути вернул одну пластиковую папку на плексигласовый стул Хермансон, другая легла на стол Свена возле телефона, и еще две — на столы в каморке, служащей кабинетом для стажеров. И каждый раз, выйдя из очередной комнаты, комиссар делал паузу возле кофейного автомата. В эти часы, прежде чем в отделении появлялись коллеги, ничто не мешало работе мыслей. Гренс любил это время и старался по максимуму его использовать.

Спустя полчаса после его ухода из квартиры Пит Хоффман все еще лежал на одном из купленных Анни роскошных диванов, в комнате, куда хозяин заходил лишь изредка. Внезапное появление Хоффмана изменило планы комиссара на этот день. К главной задаче — поиску девочки, некогда прыгавшей среди мертвецов в опустевшей квартире, добавилось еще две. Во-первых — арестовать двух уроженцев Балканского полуострова, чтобы развязать руки Хоффману. Во-вторых — выяснить, кто из коллег переметнулся на сторону противника, угрожающего семье Хоффмана.

Гренс поставил на стол пустую чашку, достал диск Сив с кипы бумаг на полке и в танце окунулся в музыку шестидесятых, как делал не раз, один и с Анни.

Девочка.

Начать надо с нее. Позвонить немедленно, пока это не сделали другие, с другими планами на малышку.

Гренс оглянулся на присланную по факсу копию следственного запроса семнадцатилетней давности. Шарлотта М. Андерсен, это она заведовала тогда отделом опеки в Сёдерчёпингской коммуне. Чиновница, давшая пятилетней девочке новое имя и новую семью. Она должна знать, где сейчас Зана Лилай.

Когда-то Гренс, следуя служебным инструкциям, сам уничтожил следы своей пятилетней подопечной. Объяснил девочке в убежище для свидетелей, что она должна немедленно покинуть это место, заменившее ей дом. Заодно оставить полицейского Гренса, доставившего ее туда, — своего защитника и единственного взрослого человека, на которого она могла положиться.

Комиссар взглянул на будильник на шатком ночном столике. Четверть пятого — слишком рано для звонка. Придется ждать.

Спустя полчаса он в первый раз набрал номер, принадлежавший, согласно поисковым базам, Шарлотте М. Андерсен с Гамла-Скулгатан в Сёдерчёпинге, но ответа не получил. Подождал до пяти двадцати пяти и позвонил снова.

Она ответила только без пяти шесть.

— Вы с ума сошли? Шести часов нет, а вы звоните восьмой раз. Кто вы? Что вам нужно?

Ее голос звучал устало, озлобленно.

— Меня зовут Эверт Гренс, я комиссар криминальной полиции из Стокгольма, и мне нужна ваша помощь.

— В такое-то время?

— Если хотите, могу перезвонить через пять минут… Потом еще через пять и еще…

Она давно вышла на пенсию, если верить информатору из налогового ведомства. Шарлотта М. Андерсен тяжко вздохнула: