Именинница

22
18
20
22
24
26
28
30

— Выясни, кто и зачем убил этих людей, вот твое задание. Здесь все, что нам удалось собрать об этом на сегодняшний день. Прочитай и запомни. Мы не снимали копий, а завтра рано утром я верну эти документы в Крунуберг, потому что вообще не должен был выносить их за стены полицейского участка.

Пит Хоффман повторил жест Гренса, демонстративно хлопнув по одной из папок, а потом по своим накладным щекам и кривому носу.

— А твое задание, Гренс? Что ты сделаешь для меня в обмен на эту информацию?

Комиссар открыл шкафчик под мойкой и вытащил из него бутылку виски. Односолодовый — светлый и не слишком дымный.

— Ты знаешь, Хоффман, что я не пью. Но кофе на сегодня много даже для меня. Будешь?

Гренс наполнил два маленьких бокала. Мужчины посмотрели друг на друга и выпили. Сразу потеплело в груди. Как будто ощущавшееся там отчаяние вмиг преобразилось в нечто более приятное.

— О’кей, я поручаю тебе выяснить, кто убил этих двоих, судя по всему, связанных с торгующими оружием европейскими мафиози. Ты поручаешь мне внедриться в отделение полиции, где я работаю, поскольку организация, которая угрожает тебе и твоей семье, хочет утвердиться на шведском оружейном рынке. И с этого момента, Хоффман, наше соглашение вступает в силу.

Пит Хоффман не так часто употреблял крепкие спиртные напитки. Он был не из тех, кто не имеет мужества взглянуть в глаза самому себе. Но этот виски на кухне комиссара Гренса, — это было просто вкусно. Хоффман осушил свой бокал, подождал, пока Гренс наполнит его снова, и только потом ответил.

— Я продавал наркотики. Ты знаешь, Гренс, как я увяз в этом. Но наркотики — совсем другое. Валовый импорт, большие партии. А оружием грузовик не заполнишь. Два-три «калашникова» да пять пистолетов — вот и вся партия. Примерно так это выглядит на шведском рынке оружия. И управляется он далеко не акулами, во всяком случае не на месте, а интересами множества группировок. До сих пор это было так. Каждый набирает, сколько ему нужно, и успокаивается. Они закупаются за границей, у каждой группировки свои поставщики. И не перепродают, это не принято. Поэтому, когда, к примеру, «Солдаты Роби» принялись скупать все подряд, лишь бы врагу не досталось, рынок залихорадило. Но это особый случай, Гренс. И если завтра новый игрок, тот самый, который мне сейчас угрожает, объявится с наполненным автоматами товарным составом, это изменит все. Вы, полиция, первыми это заметите. Потому что если вы полагаете, что сегодня у нас много стреляют… я вас умоляю.

— Но кто тебе угрожает? Кто хочет утвердиться на шведском рынке оружия?

— Если бы я это знал, Гренс, не сидел бы с тобой здесь. Я успел расспросить всех, кого только можно и нельзя, за тюремными стенами и вне их. В том числе и тех, кто обычно знает все. Но не на этот раз. Один из твоих коллег переметнулся на их сторону — это единственное, что мне известно наверняка.

Комиссар поднял верхнюю пластиковую папку, показал на фотографию еще живого Дейяна Пейовича.

— Эти двое? Или, скорее, те, с кем они связаны? Кто угрожает тебе, Хоффман? Это им было известно, кто ты есть и чем занимался?

— Нет.

— Ты так в этом уверен?

— Не то чтобы, но… завербовать копа и заставить его рисковать всем — такое им не под силу. Кишка тонка, не верю я в это.

— Но тогда кто? Польская мафия, куда ты внедрялся по моему поручению?

— Они меня разоблачили, как ты помнишь. Но потом их не стало.

— Колумбийские наркоторговцы, к которым ты внедрился по заданию американской полиции?

— Нет. Они так и не узнали, кто я.