Тетя живет одна. На фотографиях, которые стоят на книжных полках и дощатом столике в прихожей, я вижу ее бывшего мужа, но я так и не поняла с тетиных слов, вдова она или разведена. Я стесняюсь ее об этом расспрашивать, для этого мы недостаточно знакомы. Думаю, тетя сама обо всем расскажет, после того как задаст мне интересующие ее вопросы, в том числе и те, ответа на которые у меня нет.
У тети хороший дом, слишком просторный для одного человека. Река и окрестный берег дышат таким покоем, что беспрестанные метания в моей голове ненадолго стихают. Но все начинается по новой, когда тетя достает из огромного шифоньера фотоальбом. Внезапно мне в голову приходит мысль, что любая попытка вычеркнуть себя обречена на неудачу. Напрасно я жгла фотографии в бочке за домом Тумаса и Анетты, их хранится гораздо больше в маленьком городке в северной Албании.
Но что это за девочка, под изображением которой чернильной ручкой выведено: «Зана»?
О чем она думает?
Я понимаю, что это я, сходство очевидно. Не знаю только, как к ней приблизиться. Столько теперь всего между нами.
Больше всех мне понравился снимок, который был увеличен и потому занимал всю страницу целиком.
Мама и папа, еще до появления на свет Элиота и Юлии. Такие юные, почти как я сейчас. Держатся друг за друга, любят друг друга, доверяют друг другу. Ни он, ни она, конечно, не догадываются, что несколько лет спустя будут мертвые лежать в квартире на Далагатан в Стокгольме, вместе со своими старшими детьми.
И мне так хочется заговорить с ними, предупредить. Потому что на фотографии они живые.
— Ты не можешь здесь оставаться, Зана, понимаешь меня?
— Здесь, у тебя, ты имеешь в виду?
— В Албании, в Шкодере.
— Но я только что приехала.
— И должна уехать.
— То есть… я дома. Именно так я это чувствую, тетя…
Я впервые назвала ее так.
— Ты задаешь людям вопросы, а это опасно… Очень опасно.
— В чем опасность, объясни наконец.
— Об этом могут узнать не те люди. И они не захотят рисковать.
— Рисковать? Чем? Я не понимаю.
— Твой папа был очень успешный человек.