Лярва

«И всё же, чёрт, не привидение же мне мерещится! — рассердился он наконец. — Я же не спятил и не пьян. Кто-то здесь точно есть, и этот „кто-то“ следит за мной, будь я проклят! Следит — и при этом умудряется не показываться на глаза.»

Пока он отворачивался от памятника, перешагивал цепи и возвращался на дорожку, голова его была опущена книзу, и наблюдавший за ним человек, если бы таковой имелся в действительности, должен был пребывать в уверенности, что в эти секунды Волчара не может его увидеть, ибо взгляд его направлен в землю. Именно поэтому, ожидая от наблюдателя оплошности, использования момента и торопливого перемещения в пространстве, Волчара зорко и настороженно обозревал окрестности сквозь ресницы.

И он увидел! Он заприметил краем глаза чью-то голову, поднявшуюся и опустившуюся справа и чуть впереди, в просвете между надгробьями!

Решив не подавать виду, что обнаружил наблюдателя, Волчара не стал поворачивать голову вправо и продолжал смотреть прямо перед собою, по направлению к той самой рощице, которая находилась от него уже в каких-нибудь пятидесяти метрах. И, только приблизившись к деревьям, уже шагнув под их долгожданную сень и зная, что тот самый просвет, в котором мелькнула чья-то голова, находится в данный момент точно справа от него и совсем близко, Волчара наконец резко повернул своё лицо вправо. И оторопел.

Там над землёй возвышалась цементная обечайка какого-то технического колодца. Увесистая чугунная крышка люка лежала рядом, а над самим люком, венчавшим круглую горловину колодца, явственно виднелись человеческий лоб и глаза. Глаза внимательно и неотрывно смотрели на Волчару, встретились теперь с его взглядом, и, поскольку наблюдатель уже понимал, что обнаружен, голова его направила своё движение не вниз, а вверх.

Чугунная горловина люка была раскалена полуденным солнцем, и жаркий воздух дрожал и волновался над нею, отчего странное зрелище могло показаться миражом, навеянным солнечным ударом. Однако Волчара, давно уже чувствовавший наблюдение за собою, нисколько не сомневался в реальности происходящего. Он стоял и смотрел, как из люка медленно показываются, возвышаясь, большой нависающий лоб, ввалившиеся жёлтые щёки, короткий нос с торчащими вперёд ноздрями, тонкогубый щелевидный рот. И от этого безмолвного зрелища почему-то волосы вдруг вздыбились и зашевелились на его затылке! Он ощутил острый пароксизм ужаса, точно такой же, какой испытал когда-то давно перед Лярвой, когда стоял позади неё, с силой пригибал её голову к столу рукою и ему спьяну вдруг почудилось, что отвратительное лицо этой женщины сейчас, вот сию секунду каким-то непостижимым образом проступит сквозь её затылок и она окажется вдруг повёрнута к нему лицом, а не затылком, словно лицо просочится сквозь какую-то глину вместо черепа. Между тем лицо человека из колодца уже полностью показалось наружу, и в следующее мгновение челюсть протрезвевшего Волчары отвисла, глаза вывалились из орбит, а из горла сам собой вырвался гортанный звук без всякой эмоциональной окраски — ибо он узнал Лярву! Да, это она выдвинула голову из люка и молча взирала на старого знакомого своими рыбьими глазами.

Некоторое время оба хранили молчание. Ленивый ветерок едва ощутимо забрался под футболку Волчары и холодил его потную, жаркую спину. Ощущение было приятным и долгожданным, только и возможным здесь, в тени деревьев.

Наконец он обрёл способность речи и с искренней радостью воскликнул:

— Мать честная, кого я вижу! Ты как здесь, какими судьбами? А-а-а, так вот где ты прячешься от ока правосудия! Ну, удивила, что тут скажешь. Умеешь удивлять, однако. Да и пугать умеешь, говоря правду.

И он деланно рассмеялся. В ответ — молчание. Однако от него не укрылось некое странное движение её тела пониже плеч, как если бы она отмахнулась от кого-то.

— Ты что там, не одна, что ли? — живо вскричал Волчара и с любопытством вытянул шею. — А с кем? Вроде бы Сучку у тебя отобрали, насколько я знаю.

Посмеиваясь, он между тем медленно подходил к колодцу. Что-то мешало ему ускорить шаг, какое-то вдруг зазвучавшее в душе чувство, некий отголосок прежнего страха. Он не мог бы сформулировать причину опять пробудившейся в нём осторожности, но смутно ощущал, что подходить к колодцу не следует.

Лярва повторила своё странное телодвижение и быстро посмотрела вниз, в колодец.

— Да кто там у тебя? Кого прячешь?

— А ты подойди — сам увидишь! — глухо ответила она одними губами, не разжимая челюстей и пряча свой взгляд от Волчары, словно опасаясь, что он по глазам проникнет в её намеренья.

Он никогда прежде не был робкого десятка, поэтому теперь дивился своей внезапной робости и гулявшему по спине холодку страха. Да, это уже не ветер, это беспричинный страх подобрался к нему вплотную. Страх этой женщины, страх неизвестно чего. «И кого это она там прячет?» Передёрнув плечами, Волчара наигранно усмехнулся и решительно подошёл вплотную к возвышавшейся над землёй горловине колодца.

— Ну и что тут у тебя. — успел сказать он, а ещё успел увидеть метнувшееся к нему из люка огромное серое тело.

Могучая рука вцепилась в запястье Волчары и рывком дёрнула его книзу. Он резко наклонился, но на ногах устоял. Другая рука ухватила его за горло и сжала пальцы с такой чудовищной силою, какой хватило бы задушить и быка. Наклоняясь вперёд вслед за монстром, удушающим и влекущим его вниз, словно в преисподнюю, посиневший Волчара хрипел и чувствовал, как острые, загнутые книзу ногти вонзаются в его шею и высвобождают наружу потоки бурлящей крови. Чудовище выдвинулось вверх, навстречу помертвевшему лицу Волчары, и последнее, что он увидел, были горящие свирепым огнём глаза на страшном, неопределимом лике, черты которого словно дрожали и расплывались в воздухе. Он так и не смог рассмотреть это лицо в подробностях: от очередного сжатия железных пальцев позвонок внутри его шеи громко хрустнул, и вслед за тем Волчара мгновенно умер из-за нехватки воздуха и разрыва спинного мозга.

А жаркий ветер, скользнув с мёртвого тела, устремился по опаляемому солнцем кладбищу назад, туда, где осталась семья убитого. Кладбище было по-прежнему безлюдным, и ветер, не встретив по пути ни одной живой души, быстро домчал до женщины с сыном, хлопотавших возле поминального столика. К тому времени они уже завершили уборку, очистили стол, и сын побежал выбрасывать пакет с мусором к стоявшему через дорогу контейнеру. Его мать, по русскому обычаю, разложила под памятником остатки еды — пирожки, бутерброды, — поставила и пластмассовый стаканчик с водкой. Затем в ожидании мужа она вышла на ту самую тропинку между могил, по которой он удалился, и принялась с нетерпением всматриваться вдаль. Дорожка вилась плавным зигзагом вниз, прячась за оградками и вновь появляясь, затем уже совсем тоненькою ниткой змеилась по территории старого кладбища. Зрение у женщины было превосходным, и она различила на этой нитке приближавшуюся точку.

— Максим, ты где там? Отец возвращается — сейчас поедем!