Милые детки

– Ну, ничего не обещала. Просто сказала, что такое возможно. Если они поймут, что ты хорошо справляешься с мальчиками, принимаешь лекарства и все такое.

– Как здорово, – сказала Рути. – Очень здорово. Трое суток? Значит, осталось совсем недолго, всего-то полтора дня.

Она посмотрела на младенца в зеленом, который лежал у нее на коленях, расставив в разные стороны свои толстенькие ножки, бережно сжала в ладони его крохотную стопу.

Полтора дня, подумала Лорен. Ее мальчики могут столько и не протянуть. Кто знает, где они окажутся через два дня? Эта женщина может их спрятать, увезти, куда ей вздумается. Она начала медленно оседать на кровати и в конце концов свернулась клубком, уставившись в стену.

Она услышала, как Патрик сказал:

– Можете его взять, пожалуйста?

– Да, конечно, – ответила медсестра так, словно только об этом и мечтала, словно это была для нее невероятная честь. – Уж такие они лапочки.

Лапочки. Лорен ужасно захотелось вернуться в то время, когда рядом были ее мальчики, ее сокровища, два маленьких человечка, которым она подарила жизнь, которых любила безусловной, абсолютной любовью. Не эти твари – этих она бы и из горящего дома спасать не стала, больше того, спасаясь сама, перешагнула бы через них глазом не моргнув.

Патрик лег на кровать с ней рядом. Притянул ее к себе – спина к груди, как две ложки в кухонном ящике. Все мышцы ее тела были напряжены, подрагивали от натуги, но она вся обмякла, едва почувствовав, как Патрик прижался к ней. Зарыдала, сотрясаясь всем телом. Патрик принимал на себя удары этой стихии. Она дрожала, билась, металась. Тянула руки назад, хваталась за него что было сил, вцеплялась в его джинсы с такой силой, что он шипел сквозь стиснутые зубы. Постепенно буря достигла пика, затем начала угасать, а он все гладил ее по голове, повторяя: «Все хорошо, ты в безопасности. Я рядом». Она повернулась к нему под взглядами Рути, медсестры и близнецов – женщины тут же отвели глаза, младенцы и не подумали. Она спряталась в пространстве между Патриком и стеной, скрылась в тени его тела даже от всевидящего ока камеры и была в тот момент страшно благодарна за его внушительные габариты, за то, что он выполнял свое предназначение: служил каменной стеной, за которой можно укрыться. Руки она держала у лица – крошечные розовые лапки беззащитного существа.

Шелест ее учащенного дыхания превратился в слова. Патрик нахмурился, ничего не разобрав, пододвинулся ближе.

– Вытащи меня отсюда, – сказала она.

Он поцеловал ее так, что кровь вскипела и понеслась по венам. В этот момент она не чувствовала никого и ничего, кроме Патрика. На мгновение забыла и о младенцах, и об их взгляде, прикованном к ней, и о посторонних ушах, до которых доносился тихий, влажный, причмокивающий звук поцелуя. Существовали лишь они с Патриком, вдвоем, наедине – в этом месте, где оставаться наедине им строго запрещалось.

И вдруг ее тело пронзил детский крик, выдернул из этого поцелуя, точно рыбу из воды. Патрик ощутимо напрягся. Издав страдальческий стон, она закрыла лицо руками.

– Который из них плачет? – спросила она, думая: раньше мне не надо было спрашивать.

Патрик повернулся посмотреть, но к тому моменту кричали уже оба. Лорен подняла глаза. Визжа, младенцы молотили воздух руками и ногами, изворачивались, пытаясь освободиться. Медсестра и Рути качали их на руках, тихонько приговаривая что-то, но звук постепенно заполнял комнату, точно вода. Паника. Пусть это прекратится.

– Они голодные, – сказала Лорен, не двигаясь с места. – Им надо молока.

– Я принесу, – сказал Патрик, но, подойдя к маленькому шкафчику, в котором хранилась молочная смесь и все необходимое, не обнаружил внутри ни одной бутылочки. Он беспомощно развел руками, глядя на медсестру, морщась от криков.

– В конце коридора, – бодро пропела сестра с улыбкой, перекрикивая младенцев, – в стерилизационной. Там и бутылочки, и чайники. Бегите.

– Ясно.

Патрик распахнул дверь и зашагал прочь по коридору, подальше от этих чудовищных звуков. Находиться с ними в одной комнате было невыносимо, все равно что запереться в чулане с парочкой полицейских сирен. Хоть бы он вернулся поскорее.